В два раза больше света теперь мерцало на выщербленных каменных стенах, и я с удивлением увидела странные буквы и символы, нацарапанные повсюду древесным углем. До чего же неграмотные каракули! Одна выглядела, как «P» с буквой «X» внутри. Другая напоминала повернутую назад «R». Большинство знаков представляло собой лишь бессмысленные волнистые линии.
– Думаете, это пристанище попрошаек? – спросила Элизабет у Ирен.
Примадонна уже продвигалась в темноте, словно дуэлянт держа в вытянутой руке свечу вместо пистолета. На некоторых участках стен не было ничего, кроме мха и плесени, но волны света на каждом шагу открывали новые символы, подобно тому как салфетка для пыли обнажает царапины на красном дереве.
Каракули были удлиненными и колеблющимися; они располагались примерно на уровне талии и, похоже, были написаны кровью, а не углем.
Ирен подошла ближе, внимательно осматривая знаки, а мы с Элизабет встали у нее за спиной.
Надпись была настолько длинной, что Ирен велела девушке поднести к стене вторую свечу, чтобы проследить фразу до конца. Элизабет остановилась, отойдя на пять футов в сторону. Свою свечу примадонна передала мне, а сама склонилась к стене.
– Les juives[110]
… – прошептала Ирен на чистейшем французском. –Возможно, лишь благодаря свечам у меня возникло неправдоподобное впечатление торжественности, потому что Ирен была не склонна к ритуалам или взыванию к божественной сущности на каком бы то ни было языке.
– Вы понимаете, что это? Что означают эти слова? – спросила примадонна в благоговейной тишине.
– Нет, – призналась я. – Скажи нам.
– В построении той фразы явно было что-то иностранное, – продолжила она, разговаривая больше сама с собой, чем с нами. – И та поспешность, с которой ее стерли…
Тихий шаркающий звук шагов в шахте у нас за спиной заставил ее замолчать: тишина обрушилась на нас с неотвратимостью падающего лезвия гильотины. Я заметила, как Ирен сунула руку в карман, шепнув:
– Тушите свечи.
Элизабет потушила свою пальцами. Я через секунду дунула на свою.
При этом я успела заметить тень в проходе.
Широкая полоса света от фонаря плеснула в пещеру, как пролитая из бочонка вода, выхватив из темноты наши силуэты.
Человек с фонарем был сгорблен, как Квазимодо, и носил грязную одежду чернорабочего. На мой взгляд, он не сильно отличался от попрошайки, а из-за щетины на лице и простецкой кепки выглядел представителем самого низшего класса. Возможно, нас обнаружил один из случайных обитателей этого очага эпидемий.
Ирен взвела курок.
Но даже этот холодный зловещий звук не взволновал нашего отвратительного гостя, который стоял, покачиваясь, на булыжнике в конце прохода.
Оборванец потянулся к собственному карману, наполовину оторванному от места крепления на мешковатой грубой ткани.
Ирен подняла пистолет выше, следуя за его жестом.
Из жалкого подобия кармана нищий вытащил маленькую керамическую трубку. Он начал лопотать что-то на французском о chiens и fumering[114]
. Возможно, он намеревался закоптить собаку на ужин. Понятия не имею!Внезапно Ирен пожала плечами в галльской манере, которую отлично освоила, и шагнула назад, разрешая мужчине войти в нашу… пещеру.
Но он остался там, где стоял, поднося к трубке спичку и попыхивая мерзким курительным приспособлением, пока чашечка не озарилась веселым огнем тлеющих угольков. Запах дыма перебил клубящуюся вокруг нас ужасную вонь.
– Весьма неприятное место для леди, – произнес Шерлок Холмс. – Но теперь я вижу, что вы одеты по-мужски. Похвальная предусмотрительность.
– Вы?! – рявкнула Элизабет с возмущением, на какое способны только юные. – Так это вы были тем человеком, который ждал рядом с гостиницей, а потом преследовал нас!
– Если бы мне вздумалось следить за вами, вы бы меня не заметили. И я бы не торчал на виду у вас окнами. Нет. Я был вашим извозчиком. Намного более практичный метод. Зачем преследовать, если я могу вести?
Ирен разразилась впечатляющим арпеджио смеха:
– Вы своего не упустите! Но почему, ради бога, вы были так уверены, что мы куда-то направимся?
– Потому что вы и раньше имели обыкновение выходить в такое время и в такие места, куда леди с хорошей репутацией не сунутся. И потому что я понимал: арест Джеймса Келли не удовлетворит Ирен Адлер, выдающегося агента Пинкертона.
– Бывшего агента Пинкертона, – исправила она его. – Теперь у нас только Пинк… – Она осеклась и посмотрела на Элизабет. Даже в свете лампы можно было увидеть, как та густо покраснела.