Черная часовня

К примеру, тот роскошный костюм из шелковой тафты медного цвета и шляпка к нему в тон, так поразившие меня при первой нашей с Ирен встрече, были состряпаны из обносков, купленных за бесценок на уличном рынке. Так будущая примадонна умудрилась составить разношерстный гардероб, подходящий к любой роли, которую она намеревалась играть в зависимости от того или иного случая.

Моя спасительница была не только ограничена в средствах, но также оказалась человеком-хамелеоном, не признающим никаких ограничений порядочного общества. Совсем никаких! Бывало, при необходимости она даже позволяла себе наряжаться в мужской костюм! Хотя она с презрением отвергала самый легкий путь к успеху, по которому так часто следуют начинающие актрисы, – покровительство того или иного богатого воздыхателя, готового обменивать банкноты и драгоценные безделушки на знаки женского внимания, – во всех остальных вопросах Ирен придерживалась пугающе расплывчатых нравственных принципов. Лучше всего этический кодекс моей подруги можно описать любимой детской присказкой «что найду – то мое».

Достаточно быстро мне стало ясно, что Ирен нуждается во мне как в моральном компасе. Конечно, ее расчетливость и умение выживать были полезны такой девушке, как я: воспитанной в тепличных условиях, потерявшей место гувернантки и не сумевшей выжить в жестоком мирке служащих универмага.

Мы делили квартирку в итальянском квартале Лондона, Сефрен-Хилл. В то время я ходила на курсы машинописи, где пыталась приручить механического монстра, захватывающего одну за одной все конторы Лондона. Я стала представительницей нового молодого поколения девушек-машинисток и первой женщиной в истории, принятой на работу в адвокатскую ассоциацию – благодаря Годфри Нортону, адвокату, набравшемуся смелости для введения столь революционного новшества, как пишущая машинка.

Годфри. Мое путешествие в глубины прошлого и мысль о Годфри оказались настолько приятными, что внезапное чувство вины за самодовольство заставило меня вздрогнуть, в результате чего я уколола указательный палец вязальным крючком.

– Вот безобразие!

– Что такое, Нелл? – подала голос Ирен.

Я и не подумала признаться в том, что поняла, насколько мало я скучаю по Годфри – ее мужу и своему прошлому работодателю, человеку, который стал мне почти за брата в этой юдоли слёз.

– Вязальный крючок взбунтовался и решил наказать меня за невнимательность. Ерунда. Даже крови нет.

– Будем надеяться, что ты не уснешь теперь на сто лет в ожидании Прекрасного принца.

– Никогда не могла понять, что Прекрасному принцу так понравилось в лежащей бревном Спящей красавице. – Чувствуя, что поймана на эгоизме, я поспешила покаяться: – Вообще-то я размышляла о том, как дома не хватает Годфри. (То, что лично я этой нехватки совсем не ощущала, подруге было не обязательно знать.)

Ирен вздохнула, заложила пальцем страницу, на которой остановилась, и опустила книгу на колени:

– Он уехал совсем недавно. И вернется еще не скоро.

– Как это неприятно! Ротшильды воображают, что могут выдернуть Годфри из дому без предупреждения, когда бы им ни вздумалось.

– Очень неприятно, – Ирен печально улыбнулась, – но очень прибыльно. Да и ему самому нравятся сложности заграничных заданий.

В подрагивающем сиянии лампы, выгодно освещавшем ее лицо, подруга выглядела такой же молодой, как и в день нашего знакомства восемь лет назад. Насколько годы отразились на моих чертах, я не знала. Красавицей я никогда не была, и никто не следил за изменениями в моей внешности, включая меня саму.

Но Ирен, которой недавно исполнилось тридцать, была награждена столькими дарами, что с лихвой хватило бы на нескольких женщин. Видимо, феи-крестные стаями кружили вокруг ее колыбельки, в каких бы диких землях Америки она ни раскачивалась, и щедро осыпали младенца подарками: умом, несравненным голосом, несгибаемой волей и, разумеется, красотой. К счастью, Ирен перепало и несколько недостатков, в которые я при необходимости могла ткнуть пальцем. Один из них не замедлил проявиться.

– Эта деревенская жизнь – такая скукотища, Нелл! – воскликнула примадонна, швырнув ни в чем не повинную книгу на пол. (Впрочем, я бы не назвала указанную книгу невинной, уже хотя бы потому, что написала ее эта ужасная женщина, Жорж Санд, так что, пожалуй, на полу ей было самое место.) – Я просто не знаю, чем себя занять все эти недели, пока Годфри будет в Праге.

– Не думаю, что тебе хотелось бы снова встретиться с королем Богемии.

– Годфри не одобрил бы такую встречу. Он никогда не любил приключения с той же страстью, как я.

– Именно поэтому на важные задания отправляют его, а не тебя. Я не сомневаюсь, что барон Альфонс прекрасно осведомлен о твоих богемских авантюрах.