Черная часовня

– И я, и наш кучер – мы оба знаем, где находится улица Фобур-Сент-Оноре, – сказала Ирен. – Нас примут в любое время?

– В любое время, – мрачно подтвердил инспектор. – Дело вышло далеко за пределы полицейских кругов. Мне очень жаль, мадам и мадемуазель, что вам пришлось стать свидетелями подобной сцены, но все мы не более чем пешки в руках высших сил.

Он резко поклонился на прощание и вернулся к своим жандармам, которые уже столпились у входа в катакомбы с лампами в руках. Неподалеку ожидали похоронные дроги; запряженные в них лошади так низко повесили головы, будто оплакивали свою будущую пассажирку.

– Скоро эта несчастная присоединится к своим более элегантным сестрам в холодных постелях парижского морга, – уныло проговорила Ирен.

– А к кому присоединимся мы в отеле «Бристоль»?

– Там обычно останавливается принц Уэльский, когда приезжает в Париж.

Я подняла брови, но никто не обратил внимания на этот жест возмущения. Между тем я жаждала встречи с Берти не больше, чем личного свидания с Джеком-потрошителем.

Отель «Бристоль» выглядел пристанищем, достойным принца. Даже английского принца.

Неброский элегантный фасад из серого камня и фойе с ковровым покрытием нежной расцветки, напоминающей картину с лилиями Клода Моне: один из тех дорогих ковров савонри, ступать по которым казалось преступлением. Полы и колонны из мрамора должны были хорошо отражать звуки и создавать эхо, но толстые мягкие ковры, шелест шелка и бархата, приглушенные разговоры неторопливо прохаживающихся постояльцев, казалось, окутывали фойе легкой дымкой тишины.

Не могу сказать, кто встретил нас в холле отеля: дворецкий или конюший. В какой бы должности ни состоял этот человек, он заранее ожидал нас, сразу узнал, едва мы прошли через двери, и перехватил, не дав сделать и четырех шагов по выложенному мрамором полу.

Вернее, он узнал Ирен.

Он отвесил такой церемонный поклон, что мне послышалось, как щелкнули каблуки:

– Мадам Нортон, мне велено немедленно проводить вас и вашу спутницу наверх к обеду.

Высокий рост и прямая спина встречающего напомнили мне о кронпринце Вилли, который теперь уже стал королем Богемии, и я подумала, что дворецкий, наверное, из немцев. Несмотря на военную выправку и манеры, он был одет в добротный сюртук, который выглядел вполне к месту в импозантном холле гостиницы.

Хотелось бы мне сказать то же самое и о своем наряде, хотя я редко позволяю себе беспокоиться о том, достаточно ли хорошо я одета для того или иного случая. Впрочем, простое удобное платье придется к месту где угодно. И если меня примут за няню, дуэнью или, как в данном случае, за компаньонку – что ж, это не слишком далеко от моего прошлого и нынешнего статуса.

Я замерла, увидев, что нам придется подняться к месту назначения в кабине лифта. Хотя то был во всех отношениях достойный и полезный агрегат, двигающийся вертикально, а не под углом, как те два жутких паровых лифта, которыми оборудована Эйфелева башня (по моему мнению, напоминающие скорее механических драконов), я замешкалась перед темной щелью, отделявшей надежный мраморный пол холла от лакированной деревянной двери этой движущейся коробки.

– Дамы, – поторопил наш сопровождающий. Это был редкий случай, когда любезность мужчины подтолкнула женщин первыми пойти на риск.

Ирен, конечно, преодолела пропасть изящно, словно кошка, перепрыгивающая лужу. Я последовала за подругой, чувствуя не меньшую тревогу, что и на месте убийства меньше часа назад. Представьте себе мое волнение, когда раздвижная металлическая решетка отрезала нас от остального мира! Едва лифт взлетел вверх, в животе у меня запорхали бабочки, и пришлось притвориться, будто я кашляю, прижимая ко рту пропитанный спасительной солью платок. На глаза мгновенно навернулись слезы, но зато мысли прояснились.

Холл на этаже, где остановился лифт, был застлан дорожкой толстого турецкого ковра. Наш провожатый подвел нас к двойным дверям, позолоченным с обеих сторон.

Честно говоря, меня не удивила роскошь помещения, даже когда нас провели в приемную, которая могла бы составить гордость любого лондонского особняка.

А ведь это был всего лишь Париж.

Дорогие писанные маслом картины висели на высоких стена в два, а кое-где даже в три ряда: портреты аристократов через всю ширину приемной взирали на деревенские пейзажи. Позолоченные рамы поблескивали в тон дорогим безделушкам на столиках с мраморными столешницами, расставленных тут и там по комнате рядом диванами и креслами, которых было так много, что на них уместился бы целый полк солдат.

В одном из таких кресел сидел обычный рабочий, видимо недостаточно воспитанный для того, чтобы встать при нашем появлении. Вместо этого он лишь фамильярно кивнул нам и улыбнулся практически беззубым ртом.

Ирен, склонив голову набок, разглядывала огромный портрет семьи, одетой по моде восемнадцатого века.

– Ирен, тут сидит какой-то странный мужчина, – прошептала я ей на ухо.

– Знаю. Его я заметила первым.

– А стоило заметить последним! Что этот невежа здесь делает?