Маленькие эти радости скрашивали Сурову жизнь, делали ее осмысленной. И хоть немного притупляли переживания из-за разрыва с женой.
Быков подъехал не от шоссе, откуда Суров ожидал его появления, а со стороны тыла, не по возрасту легко спрыгнул на землю, поправил ремень, надетый поверх кителя, сдвинул к бедру пистолет. Взгляд его надолго задержался на нарушителе, который тоже с любопытством уставился на приехавшего, однако не изменил позы — лежал как лежал, подтянув к подбородку худые коленки.
— Не велика лошадка, — немного отойдя в сторону и пожав Сурову руку, проговорил Быков с оттенком разочарования в голосе.
Суров удивленно взглянул в смуглое лицо подполковника.
— Не понял, — сказал он.
— Потом объясню. В моем представлении это был верзила двухметрового роста. Першерон! А тут — на тебе. Никогда бы не подумал, что в нем столько силы. — Быков покачал головой, достал из кармана пластмассовый портсигар и выщелкнул папиросу. — Курите.
— Спасибо, во рту от них горько. Закурю сигарету.
Они задымили с такой жадностью, будто не курили целую вечность и теперь наверстывали упущенное. Дым стлался низко, над головой, не поднимаясь кверху, висел сизой лентой — к дождю.
Суров озабоченно посмотрел на захмарившееся небо, где все еще висели жаворонки и тянули свою тонкую, как ниточка, песню, перевел взгляд на застывший в безветрии дальний лес, откуда медленно плыли тяжелые облака, и подумал, что хорошо бы до грозы успеть вернуться в подразделение, дать людям отдых и самому поспать; он прикинул, что вряд ли это удастся: раньше полудня лично он об отдыхе помышлять не должен — дел еще много.
Быков шел медленно, озираясь по сторонам, будто изучал местность.
— Разобрались со следами?
По быстрому взгляду, каким подполковник окинул его из-под густо нависших бровей, и по тому акцентированному «следами», а не «следом», Суров догадался, что подполковнику что-то известно и что оно, это «что-то», имеет прямое отношение к следу, который сейчас Колосков прорабатывает.
— Разбираюсь, товарищ подполковник. Выслал инструктора.
Быков быстро обернулся:
— Нашли второй след?
— Всего один отпечаток, на поляне. — Суров показал рукой вправо.
— Карту, — приказал Быков, садясь на траву. — Давайте по порядку.
Суров присел над расстеленной картой, принялся подробно докладывать, где обнаружил отпечаток другого следа, как шел по первому следу от Кабаньих троп, поделился мыслью относительно того, что задержанный не настолько пьян, как пробует это изобразить.
Быков перенес маршрут на свою карту.
— Совершенно верно, — сказал он. — Я не случайно назвал его лошадкой. И вы правильно решили, прикрыв заслоном выход у старой фермы. Тот, другой, которого он перенес на себе через всю пограничную полосу, как раз вышел на ваш заслон, который мы загодя сняли.
— Как сняли? Вы шутите, товарищ подполковник!
— Отнюдь. Так нужно, Суров. И о том, кроме вас и, разумеется, тех, кто в этом заинтересован из оперативных соображений, никто знать не должен. Так нужно, Суров, — повторил подполковник, поднимаясь. — Для видимости еще минут сколько там поищите — и закругляйтесь. А инструктору прикажите немедленно возвращаться.
Быков еще несколько минут пробыл с Суровым, толкуя о задержании, поинтересовался, как вели себя пограничники. Суров ждал: вот спросит о семье. Прощаясь, Быков еще раз предупредил, что отныне над заставой повиснет серьезная обстановка, потому что тот, кого беспрепятственно пропустили в тыл, может уйти из-под наблюдения.
Что тогда произойдет, Суров понимал без подробных разъяснений. С сегодняшнего дня и неизвестно до каких пор застава будет находиться в состоянии тревоги.
6
Голов не торопил шофера, но солдату как бы передалось его настроение вел машину на большой скорости, обгонял попутные, опасно сближался со встречными: разминаясь, они ударяли друг в дружку тугим спрессованным воздухом, как бы отталкиваясь.
За спиной Голова сидела жена, Ефросинья Селиверстовна, полная, рано состарившаяся женщина, мелкоглазая, с подсурмленными ресницами и модно крашеными перламутровой помадой губами. Голов ощущал на затылке ее взгляд, представлял ходящие ходуном крылья маленького — картошкой — носа между малиновых щек.
Всякий раз, когда его, депутата районного Совета, приглашали на сессию или просто по депутатским делам, у нее в районном городишке отыскивались неотложные, тоже общественные дела, которые не менее успешно решались в областном центре, где они жили. Он понимал наивность ее предлогов — просто ей хочется побыть с ним вместе «на людях». В последние годы они значительно отдалились друг от друга. Он понимал это, однако не пробовал исправить положение, наоборот, всякий раз находил предлог, чтобы не брать ее с собой в поездку. Вчера же, по всей вероятности поддавшись чувству жалости к ней, бездетной и, в сущности, очень одинокой женщине, изменил правилу.
— Три минуты на сборы, — отрезал.
Она после его слов просияла.
— И минутки не надо, я готова. — На ней был надет легкий плащ.