Черная гора

Я последовал его примеру. Вода была такая холодная, что у меня окоченели пальцы. Но я проявил чрезвычайное мужество, а потом утерся серым льняным полотенцем, шириной два фута и длиной четыре, поглаженным и аккуратно сложенным.

Мы причесались, почистили зубы.

Упаковав в рюкзак расчески и зубные щетки, я налил в таз свежей воды, поставил его на землю, сел на камень, снял носки и ботинки и опустил ноги в воду. Резкая боль пронзила каждый мой нерв.

Вульф стоял, внимательно глядя на таз.

– Ты собираешься вымыть их с мылом? – тоскливо спросил он.

– Не знаю. Еще не решил.

– Ты бы сначала их растер.

– Нет, – покачал я головой. – У меня другая беда. Не та, что у вас. Я содрал кожу.

Он сел рядом со мной на камень и внимательно наблюдал за тем, как я плещусь в тазу. Я осторожно вытер ноги полотенцем, надел чистые носки, постирал грязные и повесил их сушиться на солнышке. Когда я начал мыть таз, Вульф вдруг выпалил:

– Подожди минутку. Я, пожалуй, рискну.

– О’кей. Но как бы нам не пришлось идти в Риеку босиком.

Однако эксперимент не удалось осуществить, потому что появился хозяин и что-то произнес. Вульф встал и направился к дому, я последовал за ним.

Потолок в комнате оказался не таким низким, как я ожидал. Зелено-желтые обои угадывались с трудом под множеством картинок одинакового размера, которыми были увешаны стены. Пол устилали коврики. Еще здесь была большая железная печь, резные сундуки и расписные стулья. Застеленный красной скатертью стол возле окна накрыли на две персоны, разложив столовые приборы и салфетки.

Мы с Вульфом сели, и тотчас в арочном проеме двери показались две женщины. Одна, средних лет, с острыми черными глазками, в одеянии, сшитом не иначе как из старого брезента, несла нагруженный поднос. Вошедшая следом молодица заставила меня забыть о голоде на целых десять секунд. Я не мог рассмотреть ее скромно потупленных глаз, но при виде всего остального авторитет Черногории взлетел в моих глазах значительно выше вершины Черной горы.

Когда женщины поставили на стол еду и ушли, я спросил Вульфа:

– Как думаете, их дочь всегда носит эту белую блузку и расшитый зеленый жилет?

Он фыркнул:

– Конечно нет. Она услышала, что мы говорим на чужом языке и черт знает сколько заплатили за еду. Может ли черногорская девушка упустить такой случай? – Он снова фыркнул. – Или любая другая девушка? Поэтому она приоделась.

– Вот это подход! – похвалил я. – Мы должны воздать ей по заслугам за такие хлопоты. Если вы все еще хотите снять ботинки – действуйте. Арендуем у них стог на неделю, пока ваши ноги не придут в форму.

Он не удостоил меня ответом.

Через десять минут я спросил:

– А почему они добавляют в колбасу бензин?

На самом деле еда оказалась весьма недурной. Яйца были превосходны, черный хлеб кисловат, но вполне съедобен, а вишневый джем из глиняного горшочка оказал бы честь любому дому.

Позднее кто-то сказал Вульфу, что в Белграде свежие яйца продаются по сорок динаров за штуку, а мы съели по пять, то есть оказались не такими уж транжирами. Чай я отставил после первого глотка, но вода была вполне приличной. Когда я намазывал джем на хлеб, вошел хозяин и что-то сказал Вульфу. Я полюбопытствовал, в чем дело. Вульф ответил, что повозка готова.

– Какая повозка? – спросил я.

Он ответил:

– Чтобы ехать в Риеку.

– Впервые слышу о повозке, – пожаловался я. – Вы обязались пересказывать мне все разговоры слово в слово. Сами же всегда утверждали, что, если я что-то пропущу, вы не узнаете, ухватили или нет рациональное зерно. А теперь, когда мы поменялись местами, я чувствую то же самое.

Думаю, Вульф меня не слышал. Он насытился, но нужно было снова вставать и идти, и это настолько его страшило, что он не имел мужества к тому же спорить со мной. Когда мы встали, отодвинув стулья, в дверях появилась дочь и что-то сказала.

– Что она говорит? – спросил я.

– Sretan put.

– По буквам, пожалуйста.

Вульф повторил фразу по буквам.

– Что это значит?

– Счастливого пути.

– А как сказать: «Путь был бы намного счастливее, если бы вы были с нами»?

– Это лишнее.

Он уже шел к двери. Не желая быть грубым, я подошел к девушке и протянул ей руку. Ее пожатие было приятным и сильным, На миг ресницы ее вспорхнули вверх, но тут же опустились.

– «Розы алые, – отчетливо произнес я, – фиалки голубые, а ты, что меда слаще, затмишь цветы любые»[17].

Я нежно пожал ее руку и заставил себя выйти вон.

Вульф стоял в ярде от дома, скрестив руки на груди и поджав губы, и скептически разглядывал повозку, которая этого заслуживала. Лошадь была еще ничего – низкорослая, скорее пони, чем лошадь, но в хорошей форме, однако экипаж, в который она была впряжена, представлял собой деревянный ящик на двух колесах, обитых железом. Вульф обернулся ко мне.

– Хозяин говорит, – горько сказал он, – что положил в кузов сена, чтобы было помягче.

Я кивнул:

– Вы не доедете живым до Риеки.

Потом собрал наши рюкзаки, свитеры, куртки и мои носки, висевшие на солнце.

– Это же чуть больше мили? Поехали.

Глава восьмая