Чёрная Гронья

Брошенный им факел стал последней каплей. И другие доктора делали это до него. Но ранее он просто смотрел на то, как они поджигают обречённые деревни – но на этот раз ему пришлось самому сделать этот страшный шаг. Он бросил горящую палку в солому, сложенную у околицы деревни. Тогда ещё он утешал себя тем, что все жители умерли, и никого не осталось. Но когда огонь добрался до первого дома и из приоткрытого окна раздался предсмертный хрип старика, Ксавье не выдержал. Он побежал прочь, прочь от огня, от горящей деревни, от других докторов, от мортусов с их вечно грязными телегами и лопатами. Как его ни звали и ни искали, его не смогли ни найти, ни догнать. В длинном кожаном плаще особо не побегаешь, но останавливаться Ксавье не мог и не хотел.

– Меня объявят мёртвым, ну и пусть, ну и пусть! Пусть всё закончится! Я так больше не могу! – кричал он, продолжая бежать сквозь высокую траву и чувствуя, как горит изнутри его тело, немеют лёгкие, а живот начинает крутить от боли.

Силы заканчивались. Еле переставляя ноги, опираясь на трость, он доковылял до границы Тёмного леса. Кожаная перчатка заскользила по шершавой коре дуба, юноша вскрикнул и упал на траву. Клюв перегнулся, скрипнули ремни, маска соскочила с его лица. Ксавье в отчаянии сорвал с себя шляпу и капюшон, отстегнул оставшиеся ремни. Свежий воздух ударил в голову, мокрые волосы захолодил ветер. Дышать стало чуть легче, но воздуха всё равно не хватало.

– О Боже, Господи, Боже… – застонал юноша, с трудом переворачиваясь на спину. – Боже, помоги мне…

По темнеющему небу плыли облака. Наверняка будет дождь.

Только сейчас Ксавье понял, как сильно ему хочется пить. Пить. Те люди, которых он пытался спасти тоже хотели пить, постоянно хотели пить. Он вспомнил, как мортусы доставали чумной труп из колодца. Мертвец тоже хотел пить.

– Хватит, – из глаз юноши потекли слёзы, расплываясь по раскрасневшимся от жара щекам. – Я не хочу.

В ушах звенело, глаза заволакивало тьмой, Ксавье чувствовал, как стучит кровь в висках и тяжелеет затылок.

– Нет, папа, нет… – кажется, он прокусил губу. В рот потекла струйка крови.

Последним, что увидел Ксавье, была девушка в белоснежном платье с корзиной в руках, что вышла из леса, тихо напевая колыбельную.

А потом сомкнулась тьма.

* * *

На жаровне кипел котелок, пахло сырой землёй и травами. Корина процедила отвар коры дуба, отжала лишнюю влагу с тряпки, положила её на горячий лоб юноши. Спустя минуту, он застонал и открыл глаза.

– Лежи и не двигайся, у тебя тело ослабло, – сказала девушка, оборачиваясь на стон.

«Где я? Куда делось небо? Я уже в могиле?» – Ксавье попытался поднять руку, но тело не слушалось.

– Меня зовут Корина, я живу в лесу Вен-Либре вместе с матерью. Ты в нашей землянке. Не бойся, тебя здесь не обидят – если ты не будешь обижать меня и мою матушку.

Юноша посмотрел на девушку мутными глазами.

«Она во всём белом, как ангел».

Ксавье попытался представиться. Из пересохшего горла вырвался хрип.

Корина расхохоталась.

– А ты забавно говоришь! Ты лежи, лежи. Твои вещи здесь, – она показала в угол, затянутый паутиной. Кожаный плащ и маска с длинным клювом ютились в старой корзине, рядом с ней стояла пара высоких крепких сапог.

– Твои штаны, жиппон и исподнее проветриваются, так что не удивляйся, когда посмотришь под одеяло, – ухмыльнулась Корина, насыпая в дубовый отвар истолчённый угольный порошок.

Ксавье с трудом поднял руку, посмотрел на запястье. Нет, бубонов пока нет. Ничего, скоро появятся. Значит, умирать он будет долго и мучительно. Нет, погодите, что сказала эта девушка? Он не в костюме. Нет! Он же заразен! Он же специально ушёл в лес, чтобы умереть в одиночестве и никого не заразить! Эта безумная подписала себе смертный приговор!

– Не!.. Не… – из горла вырывались только хрипы. Ксавье еле сглотнул и смог выдавить из себя фразу. – Чума! У меня! Чума…

Во рту снова привкус крови. Уже поздно, скоро он выкашляет лёгкие.

Корина чуть улыбнулась.

– Как тебя зовут?

Молчание.

– Как тебя зовут, парень?

Раздался кашель.

– Ксавье, – просипел юноша.

Корина кивнула.

– Вот что, Ксавье. Нет у тебя никакой чумы. Уж я-то точно знаю, – она показала на себя. – А вот то, что ты цикуту от снытки отличить не можешь, означает лишь то, что врачеванием ты занялся лишь недавно, а если давно, то плохо тебя учили.

Голос девушки становился всё более далёким, Ксавье чувствовал, как сознание вновь покидает его.

– Не… Нет… – Ксавье попытался приподняться, но рука скользнула, и он упал на лежанку.

«Господи, помоги мне, Господи!»

Корина не обратила внимания на реакцию юноши. Она толкнула чашу, стоящую на полу, ногой. На пол землянки высыпались увядшие травы, среди которых лежал сухой венчик с белыми цветами.

– У тебя отравление травами, да и перегрелся ты в своём плаще. Весь в коже – лето же! Правда, по-другому от мора не защитишься, верно?

Ксавье напряжённо кивнул. Корина помешала дубовый отвар с угольным порошком и подсела на лежанку к своему гостю.

– Пей, – она поднесла чашу к его губам и приподняла Ксавье голову. – Этот отвар поможет тебе справиться с недугом. Пей.