Чёрная Гронья

Ксавье мотнул головой и попытался разжать губы.

– Пей, а не то умрёшь.

«Не могу…»

– Можешь, пей, – твёрдым голосом сказала Корина. – Ты можешь. Борись.

Ксавье печально посмотрел на девушку, сипло вдохнул воздух и выпил отвар до дна.

– Вот молодец, вот умница, а теперь отдыхай, – она ласково положила его голову на мягкий мох, служивший подушкой. – Спи, утром полегчает. А мне надо идти.

– Но… подожди…

Корина почувствовала, как горячая ладонь юноши легла на её запястье. Его мокрые от слёз глаза с мольбой смотрели на неё.

«Господи, прости меня, я жить хочу!».

– Ой, вижу я, что сильно ты хочешь жить, парень. Даже готов принять помощь от незнакомки? – Корина взъерошила его волосы. – Ничего не бойся, я не дам тебе умереть, договорились?

– Да…

– Да? Вот хорошо, а теперь – спать и набираться сил, ясно? А я скоро вернусь.

Повинуясь приказу девушки, Ксавье заснул. Он не услышал, как Корина покинула землянку. В руках она баюкала корзинку с украденным младенцем и шла на встречу со своей матерью-ведьмой.

* * *

Чёрная ворона и белый лебедь летели над лесом. Солнце уже клонилось к закату, ворона недовольно каркнула и спикировала вниз. Лебедь последовала за ней. Осторожно поджав лапы, обе птицы приземлились в мягкую траву, уже начавшую покрываться вечерней росой. Через мгновение из зелёных зарослей поднялись женщина в чёрном плаще и девушка в белом платье.

– Когда ты нашла его, дочь? – ведьма недовольно откинула назад капюшон и отряхнула подол платья.

– Днём, мама, – Корина поправила белую ленту в волосах и перепрыгнула через травяную кочку. – Ты ушла, я покормила малышку, вышла с ней на край леса – и вижу, как лежит слёток с опалёнными костром крыльями.

Гронья сердито хмыкнула и поторопилась к землянке.

– Так, я вижу, что времени ты не теряла, дочь моя, – она указала на одежду, висящую на верёвке, протянутой между шестом и верхом землянки.

– Он бы испёкся полностью, мама, – улыбнулась Корина.

– Хулиганка и шалунья, – фыркнула ведьма и открыла дверь. Землянку наполнил густой прохладный вечерний воздух.

– Вот значит как, – ведьма потёрла кончик носа, глядя на незваного гостя. Ксавье всё ещё лежал в углу землянки, дыхание юноши было тяжёлым.

– Мама, я видела, что чумы у него нет.

– Я верю тебе, дочь.

– Как только я дала ему зелье, я сразу же отправилась за тобой.

– Я верю тебе, дочь.

– Мама, помоги ему, ему очень больно и плохо.

– Не плачь, дочь. Не плачь, – Гронья дотронулась до руки юноши. Та была ледяной и мелко дрожала. – По крайней мере, жар спал, но его терзает не это. Смотри внимательно дочь, видишь? Как бегают его глаза под веками? Дай мне лиру!

Ведьма взяла инструмент, и настойчиво стала дёргать одну струну. Из туго переплетённых чёрных волос явился образ мёртвого юного барда. Паря в воздухе, он держал в руках свою лиру и кутался в походный плащ.

– Эгиль.

– Да, тётя?

– У нас гость.

– Хорошо, тётя! Он друг?

– Да, он наш друг. У него кошмар.

– Ясно!

– Помоги ему, Эгиль, понял?

– Понял!

– Помоги ему, и жди, когда появлюсь я. А уж дальше, я сделаю всё как надо.

– Хорошо, тётя!

С этими словами, Эгиль подлетел к спящему Ксавье и дотронулся до его головы, а в следующую секунду пропал.

– Дочь, положи свежего мха, но выбей из него муравьёв. Мне надо быстрее заснуть, – Гронья указала на свободную лежанку.

* * *

Где-то вдалеке зазвучала лира. Ксавье чувствовал, что он не один в землянке, но боялся открыть глаза. Кто здесь может быть? Та девушка, что спасла его? А если это не она? Или всё ему привиделось в предсмертной агонии, и он всё ещё умирает в одиночестве на краю леса Вен-Либре?

– Не всё ли равно, – пробормотал он во сне и открыл глаза.

Ксавье стоял посреди обречённой чумной деревни. Той самой деревни, от которой он бежал сломя голову. Все здесь умерли, а потом мортусы и другие доктора обложили деревню забором из соломы и жердей. И подожгли. Он поджёг, он первым бросил факел.

Покосившиеся дома и гнилые кучи соломы, раскисшая глиняная дорога с телегой, застрявшей посередине. Из-под мешковины, покрывавшей телегу, вылезали чьи-то босые синие ноги. Гробовую тишину прорезали тихие стоны, что раздавались из некоторых окон и дверей.

– Обречённые… Нет, нет, доктора сказали же, что умерли все, что чума всех забрала, – Ксавье непроизвольно сжал живот руками.

– Дурак.

Ксавье обернулся. Голос брата Даниэля, его приёмного отца, что умер четыре года назад во время мора в одной из чумных деревень. Такой знакомый, но изменившийся – глухой, словно из могилы.

– Отец, где ты? – Ксавье сделал пару неуверенных шагов. – Пожалуйста, покажись!

– Они умрут, и ты ничем им не поможешь.

– Отец, где ты? Помоги мне! Мне страшно! – Ксавье в отчаянии смотрел по сторонам.

Деревня пустынна, только мёртвые и умирающие.

– О, Господи…

Юноша поднял голову и потянул носом воздух – запахло палёным.

– О, Боже…