Черная изба

– Не надо, – очень громко сказала Катя, вцепившись пальцами в край стола. – Мама, не кричи. Я подпишу.

– Екатерина Андреевна…

Под укоризненным взглядом Людмилы Георгиевны Катя подписала все лежащие перед ней бумаги, одну за одной. Шелестели страницы, шуршал по столу рукав Катиной куртки, рядом сопела разозленная мать. «Господи, – привычно подумала Катя, – мне же за такое заступничество еще дома достанется…» Откуда-то выплыла мысль: «Можно ведь спрятаться у бабушки» – и тут же Катя с отчетливой ясностью вспомнила, что бабушка умерла еще весной, что это ее квартиру мать отдает за долги Макса и прятаться некуда.

– Все? – спросила мать, с вызовом глядя на Людмилу Георгиевну. – Нам еще в МФЦ надо успеть!

– Пожалуйста. – Нотариус протянула заверенные бумаги матери. Та цепко перехватила их и затолкала в большую папку на молнии. В последний раз яростно глянув на Людмилу Георгиевну, она сгребла со стола свою сумку и выскочила за дверь.

– Спасибо, – пробормотала Катя, поднимаясь со стула.

– Не за что, Екатерина Андреевна, – с горечью ответила нотариус. – Зоя Михайловна меня бы за это не похвалила, но что я могу сделать? Удачи вам!

На улице ждало такси. Пока они ехали, мать молчала, поджав губы. Катя знала эту ее привычку. Чтобы мамины губы разжались, нужно было умолять, извиняться, вслух ненавидеть маминых обидчиков – но сил на это уже не осталось. Мать молчала, Катя молчала.

Когда они сдали бумаги в МФЦ, мама как будто бы немного расслабилась. У выхода из здания она повернулась к Кате, придирчиво оглядела ее, поправила криво надетую шапку.

– Горе ты мое, вечно у тебя все сикось-накось. Ты хоть в зеркало-то смотрела с утра?

Катя молча рассматривала свои ботинки.

– Злишься на мать? – Мамин голос был каким-то усталым и непривычно мягким. – Катька…

Катя пожала плечами. Горло как будто перетянуло невидимой струной.

– Катюш! Ну куплю я тебе квартиру! – Мать схватила ее за плечи и легонько встряхнула. – Куплю! Ипотеку возьму в новостройке, будет хорошая новая квартира, не этот твой бабкин клоповник! Все образуется, Кать, вот увидишь! Ну что ты стоишь, как бревно, на мать не смотришь? Кать! Екатерина! Ответь, когда с тобой мать разговаривает!

Мама начинала сердиться, и Катя обреченно сжалась, но горло по-прежнему не пропускало ни звука. Надо было что-то сказать – но как, если говорить не получается?

– Ну Кать, – мама насильно взяла ее под локоть и потянула за собой, – ты же понимаешь, что уголовник в семье – это беда? Тебя, Кать, ни на какую приличную работу не возьмут с таким родственником, да и меня как бы не поперли из аптеки. Я же фармацевт, таблетки всякие, сама понимаешь, что подумать могут…

Мать пошла на новый круг. За то время, пока они ехали в такси из Новосибирска в Барнаул, она успела озвучить эти доводы не менее десяти раз. У заведующей аптекой сын сидит за наркотики – это неприемлемо. К тому же Максим еще ребенок, куда ему в тюрьму, там же настоящие преступники, а он просто ошибся, хотел заработать денег для семьи, помнишь, сережки тебе подарил. А его же работодатели, наркоманы, уроды, сдали Макса, чтобы самим не сидеть, Кать, ты представляешь, какие суки. За наркотики дают десять лет, Кать, представь, за несколько пакетиков – десять лет. Когда он выйдет, ему уже под тридцать будет, куда он потом такой, без образования, жизни не знающий. Максюшу держат в каком-то изоляторе, там наверняка даже окна нет, туалет прямо возле кровати, и вообще неизвестно, кто там с ним в камере, вдруг какой-нибудь педофил или убийца, нужно срочно его оттуда вытаскивать, Кать, ты же понимаешь. За приличную сумму свои люди в управлении согласны все спустить на тормозах и дать Максу шанс на нормальную жизнь. Разве ты не любишь брата? Разве слезы матери тебя не трогают? Катя еще там, в такси, знала, что все подпишет, – разве можно не подписать? Она сразу на все согласилась, но мама, наверное, заранее подготовила эту речь и не хотела ее вот так бесславно скомкать. И она все говорила, и говорила, и говорила, и дома продолжала говорить, и вечером, и с утра, когда собирались к нотариусу… Кате казалось, что каждое мамино слово ввинчивается под кожу, как саморез. Теперь-то уже все закончилось, Катя сделала все, как она хотела, – ну зачем она опять все это говорит?

Они подошли к остановке. Мать отпустила ее руку и принялась копаться в сумке.

– Сейчас домой приедем, надо будет фотографии договора им отправить, Кать, поможешь мне? Я с этой электронной почтой в телефоне совсем не в ладах, а он мне сказал: как можно быстрее, иначе делу дадут ход и…

– Мам. – Горло неожиданно разжалось, и мать запнулась на полуслове. – Мне на автовокзал.

– Кать… – Она подняла на нее красные, воспаленные глаза и беспомощно моргнула. Катя заметила, что мамино лицо стало каким-то худым, осунувшимся, и заново осознала, что мама стареет. – Кать, я…

– Я поеду, мам. Пока!

Катя развернулась и почти побежала в сторону автовокзала.

– Катя! Ты позвони хоть! – крикнула мать вдогонку.