Черная изба

– А вот… вы говорите, несовершеннолетние…

Наталья Степановна кивнула.

– А… а как же несовершеннолетнюю… ну, заниматься… сексом…

Маруся звонко рассмеялась.

– Ну ты чего? Она уже беременная была! Ты что, думаешь, ветром надуло?

Катя сконфузилась. И правда, глупый вопрос.

– Аня и Владик должны были пойти на зимний обряд, – объясняла Наталья Степановна как ни в чем не бывало, – но понятно, что не пошли. Тогда и пришлось вызвать из города Леночку Хорошилову. Конечно, мы никогда всерьез не рассматривали ее кандидатуру и были правы… – Она нахмурилась, и морщины на ее лице обозначились резче. – Леночка с детства была хрупкой и болезненной. Но все же она окончила школу, поступила в колледж, кое-как там училась. Мы приняли решение отправить на зимний обряд ее. Теперь-то мы знаем, что это было ошибкой. Но тогда все выглядело нормально. К тому же у Леночки очень бедная семья, а у нас есть традиция помогать девушкам и парням, участвующим в обряде. В том числе материально, конечно же. У нас есть фонд общины. Из него можно оплатить учебу, купить жилье, сделать ремонт. И мы все это сделали, несмотря на то что Леночка чуть не сорвала обряд. Мы понимаем, она не виновата, у нее проблемы с психикой…

– У кого угодно будут проблемы с психикой! – Катя внезапно поняла, что не так в этой гладкой истории. – Если кого-то внезапно вытаскивают, ну… прямо из кровати и заставляют… заставляют…

От такой длинной речи после долгого молчания Катя закашлялась, и Крыса тут же сунула ей чашку с чаем.

– Пейте, Чернова!

Катя снова отхлебнула и немного успокоилась. В голове становилось все яснее.

– Если кого-то заставляют спать с каким-то мужиком в перьях!

Наталья Степановна снова поджала губы.

– Значит, вот какого мнения о нас Леночка Хорошилова. За все наши старания…

– Неудивительно, что у нее крыша поехала, – выплюнула Маруся. Лицо у нее перекосилось, как будто она съела целый лимон.

– Маруся, не надо, – осадила ее Наталья Степановна. – Катя, послушай меня. Что еще за мужик в перьях?

– Бразильский карнавал! – хмыкнула Маруся. Бабка наградила ее еще одним строгим взглядом.

– Не было там никакого мужика в перьях, Катерина, – сказала она твердо. – А был там Ваня из Старицы, восемнадцати лет от роду. Они с Леночкой давно друг другу нравились, и его родители были не против, хоть у Леночки ни приданого, ни перспектив, а у будущего тестя еще и проблемы с алкоголем. Но после обряда все пошло не так. Второй раз за все годы…

– А что же тогда там случилось? – Катя никак не могла совместить в своей голове Ваню из Старицы и Леночкины неподдельные горе и ужас.

– Не знаю, что тебе Лена рассказывала, но вышло вот что. Перед обрядом мы даем и девушке, и парню специальный напиток. Чаек такой, из трав. Ты поэтому чашки испугалась? – засмеялась вдруг Наталья Степановна.

Катя покраснела.

– Нет, там совсем другой чаек. Он нужен, чтоб тело разогреть, чтобы в нетопленом доме нашей парочке было не холодно. По традиции в этот дом нельзя вносить огонь. Так и получается, что сначала молодых ведут в баню попариться – делают что-то вроде этих, как их сейчас по моде называют, спа-процедур. Масла разные, массаж… А чаек сохраняет тепло внутри, не дает замерзнуть.

– Леночка говорила, что он не дает сопротивляться…

– А еще что тебе Леночка наговорила? – Наталья Степановна картинно подперла ладонью щеку.

– Или это Кочерга была, я не помню… – засомневалась Катя.

– Катюш, Кочергу вообще слушать не надо. Она нам в свой год как раз праздник и сорвала. – Дряблые щеки старушки негодующе затряслись. – Она да парень ее. Накурились какой-то дури прямо перед обрядом. И когда успели только? Ужас вышел, Катюш. Наша Маша, актриса погорелого театра, вообразила, что перед ней какое-то лесное чудище, да как давай орать! Полдеревни перепугала! А этот дурак тоже накуренный был, выскочил из дома голый, побежал куда глаза глядят да в овраге шею и сломал. Нашли его утром… Машка в город потом подалась, уж не знаю, где теперь обитает. Но штрафы за нарушение общественного порядка к нам регулярно приходят, значит, жива еще, дурында. Мы ее раза два находили, лечить пытались, в больницу отправляли за счет общины. Сбежала, пакость такая! Родители до сих пор убиваются, мать все глаза выплакала…

– Она живет с мужчиной в Барнауле, – вставила Катя.

– И пусть живет. – Наталья Степановна вздохнула. – Жива – и ладно. Спасибо, Катюш, я ее родителям весточку передам. Скажешь потом адрес?

– Угу…

– Про Леночку я тебе недорассказала, – спохватилась Наталья Степановна. – Она ж городская у нас, мать ее в Новосибирске родила. А там экология какая? Да никакая! Вот и рождаются хилые да слабые: то аллергия у них, то неврастения! – Она помолчала, покачивая в руках чашку. Катю завораживали ее руки – смуглые, маленькие, сморщенные, с проворными короткими пальцами и аккуратно подпиленными ноготками. – От темноты да от травок начались у нее, Катюш, галлюцинации. Если бы ее мама сразу нам все рассказала! У Леночки то ли дед, то ли бабка по матери – шизофреник со справкой. Вот и Леночка наша расклеилась…