Черная изба

– Пейте, Катя. – Зарина наклонила кружку, и в горло Кате полился обычный сладкий черный чай. Она глотала, вытирая обеими руками выступившие на глазах слезы.

– Что, допила?

– Допила, Наталья Степановна. – Зарина продемонстрировала пустую кружку.

Бабка открыла дверь парной и поманила Зарину за собой.

– Ну пойдем тогда, а девочка пусть отдыхает, прогревается. Да простыни грязные прихвати, а то дух-то какой тяжелый от них поднялся.

Дверь за ними закрылась, и Катя вдруг почувствовала, что ей не хватает воздуха. Она вдохнула глубже – слизистую ожгло разогретым паром, голову повело. Так и угореть можно! Может быть, лечь? Она вытянулась на полке, устроилась поудобнее и закрыла глаза, стараясь дышать спокойно и медленно. Нужно сделать вид, что эта дрянь подействовала, а то, чего доброго, заставят пить еще.

Под веками плавали красные круги, переплетались, сливались, образовывали причудливые фигуры. Кате вдруг почудилось, что доски под ней качаются и расползаются, что она вот-вот упадет. Она подскочила и с размаху приложилась рукой о каменку – пальцы обожгло. Это все еще Крысина таблетка или она просто сомлела от жара? Дышать становилось все труднее. Катя ощупью нашла дверь, толкнула ее и вывалилась в моечную, но и там все пропиталось отвратительным запахом. Катя не могла думать ни о чем, кроме воздуха, даже на то, что она голая, было уже наплевать. Дышать! Она толкнула дверь, ведущую из моечной в комнату с диванами.

Там все было залито золотым закатным светом. Наталья Степановна в кресле, спиной к Кате, что-то неторопливо выговаривала Зарине, а сбоку, у жерла печки, на низкой скамеечке сидела Маруся в длинном платье и шуровала кочергой. Катя пригляделась и заметила, что у ног женщины грудой свалена ее одежда. Вот Маруся разогнулась, взяла из кучи Катин свитер… и затолкала его в огонь!

– Вы что делаете?! – в ужасе закричала Катя, и три головы повернулись к ней.

– Ты куда выскочила? – ахнула Маруся, вскакивая. – Ну-ка брысь назад!

– Катюш, не кричи. – Наталья Степановна, охнув, поднялась из кресла и пошла к Кате. – Так надо, не волнуйся, Катюш. Мы тебе другую одежду купим, зачем тебе эти обноски…

– Это не обноски! – Катя поймала тревожный взгляд Зарины и осеклась.

– Катюш, так надо. – Старуха опять вцепилась ей в локоть и повела обратно в парную. – Это же обновление, очищение, понимаешь? Ты выспишься, отлежишься – и поедем с тобой в город, по магазинам, купим, что понравится. Ленка моя, знаешь, какая талантливая до этого дела? И одежку подберем, и обувку – все подружки обзавидуются! Зарина, – крикнула она через плечо, – неси простынку и чаек! Не прогрелась девочка, не расслабилась, надо еще посидеть…

Зарина застелила полок свежей простыней, усадила Катю и снова сунула ей кружку со сладким чаем. Катя медленно пила, закрыв глаза и твердя про себя: «Спокойно, спокойно, спокойно…» На изнанке век вертелись золотые и красные круги, звуки то отдалялись, то приближались. Неужели всего одна капля этой дряни может сотворить такое? А что было бы от целой кружки? Господи, там не одного черта увидишь, а целую тысячу! А был ли вообще тот черт, мужик в перьях, Ваня из Старицы, или девчонки просто сходили с ума, лежа нагишом в стылом темном доме и галлюцинируя от мерзкого бабкиного варева?

– Допила? Ну теперь ложись, давай веничком пройдемся. Марусь! – Бабка приоткрыла дверь и повысила голос. – Поди сюда, я-то стара уже веником махать!

– Давайте я, – тихо предложила Зарина, забирая у Кати кружку и помогая ей улечься на верхнем полке.

– А ты умеешь? – засомневалась Наталья Степановна. – Тут с понятием надо подходить, а у вас, нерусей, наверное, и бани-то нет.

– Умею, – кивнула Зарина.

Катя услышала плеск, потом зашипели камни, по бане поплыл горячий березовый пар и на время разогнал кумар разлитого по полу омерзительного зелья. Потом на живот легла горячая мокрая тяжесть. Воздух становился все жарче, и Катя не могла не думать о том, что в печке сейчас сгорает ее одежда. Удобные лыжные штаны, уютный свитер, черный пуховик, который в прошлом году подарила мама. В уголках глаз снова стало мокро – хорошо, что в пару и поту этого все равно никто не видит. Наверное, глупо расстраиваться из-за шмоток, когда на кону жизнь, но ведь это тоже часть ее жизни, которую у нее хотят отобрать! И эту часть ей уже никто не вернет.

Зарина сначала гладила ее распаренную кожу душистыми мокрыми ветками, потом начала ритмично похлопывать. От каждого движения веника расходились волны свежего терпкого запаха. Наталья Степановна уселась на нижней скамейке и заговорила что-то в такт хлопкам – Катя разбирала только свое повторяющееся имя и какие-то ласковые слова. В голове нарастал мерный гул, как будто в черепушке плескалось море. Слова сливались с этим гулом, плавно качали Катю на тяжелых волнах, погружали в бездумное, безмысленное состояние. Внезапно она почувствовала резкую острую боль в плече и открыла глаза. Зарина нагнулась к ней, будто бы поправить волосы, и шепнула:

– Не слушайте ее, не надо эти слова поганые слушать!