Черная карта судьбы

— А что так? — мигом вспыхнула Лиза. — Или ты, не дай бог, восхищен ее голубыми глазами?

— Вот именно — не дай бог, — согласился отец. — Глаза красивые, и сама она, конечно, чрезвычайно хороша собой, но знаешь, как говорят в народе? И змея, говорят, красива, да только зла.

— А она зла? — спросила Лиза как бы между прочим, стараясь не подать виду, как заинтересовала ее доктор Абрамова.

Эта Эмилия Марти…

— Не знаю, — пожал плечами отец. — Мы особо не общались, хотя она и проявляла некоторую настойчивость. Но рядом с ней мне более чем неуютно. Она из тех женщин, которые с первого взгляда очаровывают, а со второго…

— Разочаровывают? — подсказала Лиза.

— Хуже того — пугают. От нее надо держаться подальше. Это я чувствую поистине всем существом своим. Более того — кажется, что кто-то буквально нашептывает мне держаться от нее подальше! Так что будь с ней осторожна. Защищайся, как тебя учила Женя.

— Хорошо, — согласилась Лиза, умолчав, чтобы не волновать отца, о том, что уроки Жени ей уже не далее как вчера пришлось применить на практике, и именно против доктора Абрамовой. — Спасибо, что предупредил. Но мне все же придется с ней встретиться. И по старым делам, и по поводу этого самого Тополева, которого сегодня опять в психушку на «Скорой» отправили. Кстати, один врач с этой «Скорой» тебе привет передавал. Сергей Сергеев, помнишь такого?

— Он теперь на «Скорой»? — с ледяной интонацией поинтересовался отец. — А раньше вроде бы на Серышева работал.

— Да, он так и сказал, что сначала поработал в «дурке», а потом ушел, — кивнула Лиза, всматриваясь в лицо отца. — Что с ним не так, с этим Сергеевым, а, пап? Можно подумать, я тебе привет от какого-то законченного подлеца передала. А он говорил, что когда-то у тебя учился, даже кандидатскую собирался защищать.

— Это правда, — так же холодно ответил отец. — Так же правда и то, что Сергеев, с моей точки зрения, — законченный подлец.

— Почему? Что он сделал?

Александр Александрович помолчал, потом заговорил с явной неохотой:

— Ты меня недавно цитировала… Насчет чувства вины, которое вызывает болезнь. Мол, вина всегда ищет наказания, а наказание создает боль. Да, я утверждал, что хронические болезни развиваются от хронического чувства вины. Сергеев воспользовался моей теорией и воспользовался довольно подло. Не хочу вдаваться в подробности, но он ударил меня — не физически, конечно, однако очень больно. После этого, буквально на другой день, он неожиданно ушел из института, вернее, на заочное перевелся: ушел сам, но распустил слух, будто это я его выжил.

— Ничего себе! — ошеломленно протянула Лиза. — Вот уж не скажешь по нему… Симпатичный, компетентный…

— Не надо, ладно? — попросил отец. — Не могу тебе всего объяснить, но его выступление на той конференции мне так аукнулось… В общем, о нем даже вспоминать противно и очень тяжело. А ведь когда-то мы и в самом деле были в прекрасных отношениях: у меня в кабинете, на стене, даже фотография его висела.

— Да ладно! — недоверчиво ухмыльнулась Лиза. — Не было там никакой фотографии Сергеева! Или… погоди, поняла! Ты про ту стенгазету говорил? Которую тебе первокурсники сделали из своих еще школьных фотографий? Дескать, они с детства мечтали именно у тебя учиться? Помню, очень веселые были картинки. А ведь и правда, стенгазета давно уже исчезла… Ты ее после того случая с Сергеевым убрал? И где она теперь?

Александр Александрович пожал плечами:

— Да забросил куда-то. Потом, вскоре после той нашей ссоры, такие дела начались в нашей семье…

— Забросил? — пристально посмотрела на отца Лиза, изо всех сил стараясь отвести и его, и себя от воспоминаний о том, что же именно произошло в их семье за эти полтора года. Нет, эти воспоминания никогда не исчезнут, но лишний раз провоцировать их не стоит — надо срочно выруливать с опасной темы. — И не помнишь куда? А если поискать? Правда, охота посмотреть.

— Не надо искать! — улыбнулся отец, который, похоже, и сам был не прочь сменить тему. — На книжном шкафу лежит, в трубку свернута. Все хотел выкинуть, но других фотографий жалко. А сейчас, честно признаюсь, самому захотелось на них взглянуть.

— Пошли, пошли в кабинет! — поторопила Лиза, боясь, что отец передумает.

Едва войдя, она подставила стул к шкафу, сбросила тапки и вскочила на стул. В самом деле — за высоким резным бортиком лежал туго свернутый в трубку лист ватмана. Стопка каких-то медицинских газет. А под ними… это что за рентгеновский снимок с дыркой посредине? И на нем белыми буквами написано «Зиганшин-рок»!

— Папа, да ты только посмотри! — вскричала Лиза, спрыгивая со стула с рулоном в одной руке и с дырявым снимком в другой. — Посмотри, что я нашла! А я так искала эту пластинку! Это ведь Женькина любимая!