Но она не могла остановиться. Иногда хватаясь за стены, чтобы удержаться на ногах, она влетела в комнату с провалившимся потолком и с трудом затормозила, поскользнувшись на осколке стекла, который валялся рядом с ямой, зиявшей посреди неровно забетонированного пола. Рядом была навалена куча битого кирпича и кусков цемента, из-под которой торчала… заиндевелая человеческая кость. Рядом валялись осколки стекла.
— «Бедренная кость прав., подл.», — процитировала Лиза. — Пункт пятый списка.
— Ты о чем? — озадаченно покосился на нее Комаров, освещая фонарем кость, которая, впрочем, и без того была хорошо видна благодаря пролому в потолке. И вдруг понял, вытаращился на Лизу: — Неужели?.. Фантастика!
Она не отвечая присела на корточки и принялась расшвыривать обломки, ойкнув, когда нечаянно схватилась за осколок стекла.
— Держи-ка фонарь, — буркнул Комаров, — а то от твоих перчаточек ничего не останется. Мои покрепче.
Он работал споро и через несколько минут разогнулся, держа залубенелый дерюжный мешок с дыркой на боку.
— Вот отсюда косточка и выпала, — удовлетворенно сказала Лиза. — Развяжем? Сверим список похищенного со списком найденного?
— Фантастика! — почти простонал Комаров, не без усилия развязывая смерзшийся узел на мешке. — Ну, пиши тогда.
Лиза достала из сумки блокнот, ручку и начала писать:
— Итак, пункт первый в иске найденного — бедренная кость левая, подл. Пункт второй?
— Череп, — продемонстрировал Комаров, и Лиза записала, вслух диктуя себе:
— Череп чел., подл.
Через несколько минут новый список был готов. Кости сохранились довольно хорошо, резиновые муляжи превратились в почти бесформенные, но все же вполне опознаваемые комки, так же, как и содержимое разбитых лабораторных банок, из которых вытек спирт. Этот список почти полностью совпадал со старым — отсутствовал только один предмет, который в перечне похищенного значился как «кисть левой руки (запястье и ладонь, подл.)».
— Значит, им была нужна именно рука Геца фон Берлихингена, — пробормотала Лиза, и Комаров в очередной раз вытаращился на нее:
— Что?!
— Да ничего особенного, дорогой Леонтий, — задумчиво сказала Лиза, — просто пришла пора платить по долгам!
Сергеев оказался на высоте: молод, пылок, силен и неутомим. Быстро кончал, но и восстанавливался быстро. Такие мужчины особенно откровенно открываются в моменты оргазмов, и теперь Люсьена знала о Морозове все, что знал о нем его ученик. Правда, сначала его воспоминания расплывались: их прерывали картины жизни самого Сергея Сергеева, а это не слишком-то интересовало Люсьену. Ей мешало постоянное мелькание нервного, испуганного лица какого-то мальчишки лет семи, худого, бледного, в поношенном пальтеце, который помогал невзрачному, неряшливо одетому мужчине спускаться по скользким, обмерзшим ступенькам от двери с табличкой «Городской морг». Мужчина трясся и всхлипывал, что-то бормоча, а Сергей — тоже семилетка, притаившийся за сугробом и следивший за бледным мальчишкой, чтобы за что-то набить ему морду, — вслушивался в его слова и дрожал от ужаса. Но сейчас Люсьене было мало дела до детских страхов Сергея: она, как пчела мед, высасывала из него сведения о Морозове.
Сергей знал, что тот не любит свою жену: впрочем, все студенты это понимали и называли Антонину «какая-то тюха». А вот о дочери его они имели самое высокое мнение! Она была красавица, училась в Школе милиции и заочно — на юридическом факультете. Люсьена восприняла эту информацию с презрением и насмешкой, однако ее уязвила робкая нежность, с которой Сергей вспоминал об этой девушке. Ее звали Елизаветой, Лизой, и Люсьена вспомнила, что это имя часто встречалось ей в воспоминаниях отца и почему-то много значило для него — так же, как слово «гроза». Вряд ли это была та самая Лиза, ибо дочь Морозова родилась после смерти Павла Меца. Ничего, рано или поздно она узнает и тайну этого имени! Углубляться в детали отношения Сергеева к Лизе Морозовой Люсьена не собиралась, так же, как в его детские воспоминания: она не сомневалась, что сможет одолеть любую, самую сильную страсть, не просто юношеское увлечение какой-то девчонкой, — однако сейчас ей нужен был отец этой девчонки, ей нужно было как можно ближе подобраться к Морозову — хотя бы тропами чужих воспоминаний.