Вот оно как было. Ребус сидел, откинувшись к спинке стула и уставившись в потолок. Эдди Ринган знал чуть больше, чем говорил. Он видел карточную игру и мог сообщить, что в ней участвовал Кафферти. Неудивительно, что он с испугу бежал из отеля. Кафферти, вероятно, не знал его тогда, не обратил внимания на официанта, который не состоял в штате, а приходил подрабатывать.
Ребус протер глаза и вернулся к дневнику. Там был кусок о поездке, потом опять о больнице. А потом, несколько месяцев спустя:
Я сегодня (в воскресенье) видел Кафферти. Не по моей инициативе. Вероятно, он следил за мной. Он догнал меня на Блэкфорд-хилле. Я прошел через Хермитидж-оф-Брейд[79]
, поднялся по крутому склона холма. Он, вероятно, думал, что я пытаюсь уйти от него, и потому схватил меня за руку, развернул лицом к себе. У меня душа ушла в пятки.Он сказал мне, чтобы я не совал нос в чужие дела. Сказал, что я правильно сделал, когда лег в больницу. Я думаю, он пытался дать мне понять: он знает все, что у меня на уме. Мне кажется, я знаю, что он делает. Выжидает. Следит, как я учусь бизнесу. Ждет того дня, когда я возглавлю дело отца. Я думаю, он хочет завладеть пивоварней целиком и полностью.
Да, целиком и полностью.
В дневнике было много еще чего. Стиль и содержание записей менялись, по мере того как пытался меняться и Ангус. Для него это была нелегкая работа. Публичное лицо — лицо благотворителя, за которым скрывалась тоска по его буйной молодости. Ребус перешел к последней записи. Она не была датирована.