– Вероятно, вы уже начали понимать логику нашей игры, – заключил старый публицист. – И ее результаты вам нравятся. Поэтому я не обинуясь скажу: все хуруфиты плохо кончают. Фазлуллах Астрабади, основатель этой секты, был убит как паршивый пес: к ногам трупа привязали веревку и проволокли по всем базарам. Знаете ли вы, что он тоже начинал с толкования снов, как Джеляль-бей, только на шесть столетий раньше? Он, правда, занимался этим не в газете, а в пещере за городом.
– Можно ли понять человека, постичь тайну его жизни с помощью такого рода сравнений? – проговорил светский хроникер. – Вот уже тридцать лет с лишним я пытаюсь проникнуть в несуществующие тайны наших убогих артистов, которых мы, подражая американцам, называем звездами, и наконец понял: те, кто говорит, что у каждого человека есть двойник, ошибаются. Никто ни на кого не похож. Каждая наша убогая актрисулька убога по-своему. Каждая наша звездочка одиноко и несравненно светит в небе.
– Это если не брать их голливудские оригиналы, – поморщился старый публицист. – Я ведь уже говорил вам про образцы, которым следует Джеляль-бей? Кроме тех, что я перечислил, можно назвать еще Данте, Достоевского, Мевляну, Шейха Галипа – он постоянно у них что-нибудь заимствует.
– Каждая жизнь неповторима! – стоял на своем знаток светской хроники. – Каждая история потому и существует, что не похожа на другие. Любой писатель пишет свое.
– Не согласен! Возьмем, например, статью «Когда отступят воды Босфора», которая, как говорят, многим нравится. Разве это не заимствование из написанных тысячу лет назад книг о событиях, предвещающих конец света, и о днях бедствий перед пришествием Махди?[71]
Разве это все не взято из сур Корана, говорящих о Судном дне, из сочинений Ибн Хальдуна[72] и Хорасани? К этому прибавлена пошлая история о гангстере. Никакой художественной ценности. И если статья была с восторгом принята некоторыми читателями и сотни истеричек названивали в тот день в редакцию, то причиной тому, разумеется, не вздор, который в ней написан. Там среди букв скрыты тайные послания, которых мы понять не можем, а вот мюриды, владеющие ключом к ним, – могут. Эти проникшие во все уголки страны мюриды, половина которых – проститутки, а другая половина – гомики, воспринимают послания как приказ и названивают с утра до вечера в редакцию, чтобы их шейха Джеляля-эфенди не выставили из газеты за такую ахинею. Один-два подобных типа вечно поджидают его у дверей. Откуда нам знать, Галип-бей, что вы не из них?– Галип-бей нам понравился! – не согласился автор светской хроники. – Кое-чем напомнил нам самих себя в молодости. Он настолько расположил нас к себе, что мы открыли ему немало тайн. Как незадолго до смерти сказала мне Самийе Самим, в прошлом ярчайшая звезда, когда я посетил ее в доме престарелых, «недуг, именуемый завистью»… Что такое, молодой человек уходит?
– Галип-бей, сынок, раз уж ты уходишь, ответь мне на один вопрос! – попросил старый публицист. – Почему английские телевизионщики хотят взять интервью у Джеляль-бея, а не у меня?
– Потому что он пишет лучше вас, – отрезал Галип, встал из-за стола и вышел в коридор, ведущий к лестнице.
Старый публицист, ничуть, видимо, не расстроившись, весело прокричал ему вслед:
– Что, проглотил пилюлю? Я не про желудочное лекарство!