Иринарх-то старец, про которого речь пойдет, - неважно, как он в миру звался, - вышел из крестьян, из самого что ни на есть пролетариата беднейшего, но со странностями был. Ребятишки играются, а он выйдет в поле и стоит часами. Задумываться начал рано. Потом, как с такими бывало, по монастырям стал ходить. А уж в возраст вошел. Родители говорят ему: женись, молодуха нужна в доме, пора помогать матери горшки в печи ворочать да за скотиной ходить. Иринарх воле родительской не стал перечить. Оженили его, повенчали, свадьбу справили. Пошли молодые спать, молодая-то хочет его постельными сластями угощать, а он стал перед иконой и простоял всю ночь. Так и другие ночи. Что баба ни делала, никак его поколебать не могла. Озлилась молодуха на мужа, да и прижила ребеночка где-то под плетнем с прохожим солдатом. Иринарх ребенка принял, в церкви его крестил и как родное дитя нежил. А баба его гулять начала, в город сбежала, по бардакам-публичным домам пошла. А тут беда иная - болезнь холера нагрянула, померли его родители. Взял Иринарх ребенка и пошел с ним христарадничать. Прижился он в монастырьке убогом. Жил в ветхой избенке за оградой и работал на монастырь за одни харчи себе да чужому сынку. А мальчонка рос, да злобный такой, что не приведи Господь: грачиные гнезда разорял, да падал раз с липы, оттого колченог стал, кошедёрничал, мучал невинную тварь. В храме непотребные слова выкрикивал. Пытались к нему с образом подойти, он в икону плюнул. Раз поймали - деревянную часовенку вздумал поджигать. Иринарха изобижал по-всякому - и камнями швырялся, и с ножом кидался, но тот всё сносил. К тому времени узнал Иринарх, что супруга его дурную болезнь приобрела и на себя руки наложила. Тут уж он принял ангельский чин. А паренек его в тот же день, прости меня, Господи, в алтаре (страшно вымолвить!) на престол... да бежал. Так и скрылся.
Монастырек тот был совсем убогий, заштатный, упразднили его, а монахов разослали по другим обителям. Как случилось, не знаю - попал Иринарх в одну знаменитую пустынь. Очень славилась та пустынь своими старцами. Народ туда валом валил. А монастырь, понятно, от этого богател. Иринарх поначалу был монашек незаметный, но на подвиг пошел великий - взял обет молчания. Уже тогда такое в диво было, подвиги-то этакие. Монах-то другой пошел, все с водочкой пробавляться да у баб под юбкой шарить... Иринарх многих удивлял. Десять лет молчал, кули с мукой в хлебне ворочал, книги читал да молился. А уж народ богомольный его приметил, стал к нему льнуть. После новых десяти лет принял Иринарх схиму и был признан старцем. Тут уж совсем его слава по Руси разошлась. Народ к нему валит, большие люди ездят, князья да ученые.
Вот раз выходит он к народу, благословляет всех, бабы, как водится, плачут от умиления, люди крестятся, тут вдруг подскакивает к нему молодец в чуйке и - раз-раз! - по морде! Кричит: «А вот как я тебя благословляю!» В толпе крик, ужас, все бросились убить кощунника, а старец раскинул руки и говорит: «Оставьте его, он прав!» А это чужой сын был... Ох, ребята, совсем в горле пересохло...
Да... Взял старец молодца за руку и ввел в свою келью. Тот ухмыляется, собой доволен. «Деньги, - говорит, - давай!» Показал старец ему свое имущество - ничегошеньки у него нет. Тот вовсе озлился, кричит на старца, за грудки хватает, а старец пал на колени: «Прости меня, сынок!» У кельи люди шумят, беспокоятся за старца, хотят войти. Тот злодей видит - взять нечего, махнул в окно и бежать. Ну, тут уж урядника вызвали, схватили голубчика да в каторгу - давно его разыскивали.
После сего случая совсем старца за святого засчитали. К самой государыне императрице Александре Федоровне возили секретным образом. Надеялась она, что он сына ее болящего исцелит. Вишь, тоже мать. А Иринарх не одного болящего наложением рук исцелял. Что там во дворце было - неведомо. Говорят, будто предсказал ей старец грядущее, а может, просто что не так сказал. Тогда-то появился при императрице Гришка Распутин; опасался он, что старец его осилит, да и царица, видно, старцем осталась недовольна, так что вскоре Иринарха перевели в другой монастырь.