ЧЕРНАЯ КНИГА АРДЫ

Она знала – это последняя ее песня, которую уже некому будет спеть. «А потом вы вернетесь», – говорил он, и этот мягкий голос, эти уверенные слова могли обмануть кого угодно – но не ее, Видящую. Ей было так больно, словно, оставаясь, она предавала его, но по-другому не могла – потому что была Видящей. Потому, что подчиниться значило – убить рвущуюся слева в груди птицу. Потому что знала, что должно случиться.

…Немного было тех, кто умел держать в руках оружие. Перо привычнее рукам книжника и сказителя, и более пристала менестрелю лютня. И дело женщин – не сражаться, но дарить жизнь и исцелять. Но никто не повернул назад; и сам Мелькор вступил в бой во главе Эллери Ахэ.

И тогда, встав на обломке скалы, крикнул Менестрель Гэлрэн:

– Последнюю песню – тебе, Крылатый!

Сияли вдохновением глаза его, и ветер развевал пепельные волосы, и горела крылатая звезда на груди – ярче алмаза. Он запел. И замерли все на поле битвы, слушая его. Он пел об Арте – о трепетном сердце в ласковых руках Тьмы, и об иных мирах, которые есть жизнь и величие Мироздания. И каждому слышалось в песне что-то свое, и опускались руки, державшие оружие, и появлялись улыбки на залитых кровью лицах, и Тьма не казалась более страшной и враждебной, ибо только во Тьме – Свет…

Никто и никогда не слагал в Арде такой песни, а, быть может, и никогда не сложит – разве что рухнет Стена Ночи, и сердца людей распахнутся для Музыки Миров и Зова Эа, и открыты будут Врата… Но Вала Тулкас, стряхнув колдовское наваждение, крикнул:

– Что вы слушаете его?! Бейте!

И Майя, ближе всех стоявший к Менестрелю, бросился к нему и нанес удар. Тот не успел поднять меча. Мелькор рванулся вперед, и черный меч опустился на голову Майя.

– Убирайся в чертоги Мандоса! Будь проклят!

Вала склонился над своим учеником. Крыльями обернулся его черный плащ, и эти крылья скрыли от глаз Бессмертных умирающего. И словно невидимая стена окружила их: никто не мог и не смел приблизиться, хотя вокруг кипел бой.

Серебряная звезда на груди Менестреля стала красной. «Знак внезапной смерти… Так вот, что носил ты на сердце, ученик…» – успел подумать Мелькор.

Гэлрэн прижал его руку к сердцу и улыбнулся:

– Все-таки увидел тебя еще раз, Учитель… Благодарю…

– Ученик мой… – голос Валы сорвался.

– Прощай… прости меня… прости нас всех… за то… что будет… Мы не сумели… прости…

– Что ты говоришь… что ты говоришь… – Мелькор задохнулся от боли.

– Учитель… Не опускай рук; в них – Арта… не вини себя ни в чем, Крылатый… Теперь я знаю, Звезда… я вижу… я слышу…

Голова Менестреля бессильно запрокинулась. Пальцы, сжимавшие руку Мелькора, разжались. Мертв.

Осторожно, словно боясь разбудить спящего ребенка, Вала опустил тело ученика на землю и провел ладонью по его лицу, закрыв ему глаза. Лицо Мелькора застыло.

– Спи, мальчик мой… – чуть слышно вымолвил он.

Она видела только одно: это побелевшее, искаженное гневом и болью лицо. Лицо обреченного. Она знала – он обречен на жизнь, как они – на смерть, и смерть показалась ей в этот миг великим даром милосердия. Для него. Для нее – трусость, предательство. Но по-другому – не могла.

Потом все произошло слишком быстро. Сколько их было – Майяр в багряных одеждах, чьи глаза горели мрачным огнем смерти – она не успела понять, но заметила еще одного, внезапно появившегося слева. И рванулась вперед.

Она не ощутила боли, приняв два тяжелых удара в грудь. Только успела осознать, что ни меча ни щита у нее уже нет – отбросила их за миг до того, как оказаться рядом. Теперь они уже не нужны. А потом его рука подхватила ее, и она удивилась – разве я падаю?..

Склонившееся к ней лицо – растерянное, тревожное. Он торопливо сорвал шлем с головы маленького воина. Лицо Элхэ показалось совсем девчоночьим, невероятно юным из-за коротко обрезанных волос. Она подумала – зачем они теперь? И под шлем не лезут… И только вздохнула, когда тяжелые косы волной лунного света упали к ее ногам.

Одна прядь, длиннее других, змейкой сбегала по шее; он хотел поправить ее – нелепый, ненужный жест – и только сейчас понял, что все еще сжимает в руке меч.

«Зачем же ты… я же просил, я же приказал уходить… зачем…»

Элхэ судорожно вздохнула, лицо ее побледнело, на висках бисеринками выступил пот.

– Ты… не… ранен?.. – выдохнула она.

Боль разорвалась двумя огненными комками – под ключицей и слева в груди.

– Мэл кори…

Она попыталась улыбнуться ему – сквозь боль, сквозь подступающую кровавую тьму. А потом вспыхнула перед глазами – Звезда. Последней отчаянной мыслью была мысль о возвращении… и мир перестал существовать.

Птицей, звездою, ветром, осенним дождем

Я вернусь, обретя новый облик и новое имя…

Сердце мое, я стану тебе щитом.

Через тысячи лет – я вернусь, я знаю…

Прости мне.