Черная Книга Арды

…Лишь одно творение Нолдор унес он из Белого Града Нолдор: ключ темницы Валинора — Сильмариллы. Зачем ?Вряд ли он сам смог бы ответить тогда. Камни жгли, как раскаленные уголья, но он только крепче сжимал обожженными пальцами искры мертвого света, поняв — мгновенно и неизбежно — суть их. Камни-Судьба, Камни-Предопределенность, равнодушная, как справедливость богов. Анхот, Рок: на кого укажет, кто станет следующим орудием его цели — неведомой, нечеловеческой, — во имя чего?..

Боли он не чувствовал.

…потом — в болезненном изумлении смотрел на ладони в спекшихся черных сгустках, не узнавая своих рук, боясь понять, что это — уже навсегда.

Потом: заново учил искореженные, сведенные судорогой боли пальцы держать резец и кисть, меч и перо, касаться струн, сжимать рукоять кузнечного молота.

Потом.

…клыки скал впивались в низкое небо, и Крылатый обернулся, чтобы встретить врага лицом к лицу — а колыхание пустоты стало зыбким зеркалом мертвой заводи, оно завораживало, медленно затягивала илистая цепкая муть, он чувствовал, как тянутся щупальца мертвенного холода — к нему, в него, сквозь него — словно в склизкой тине рука утопленника навстречу обожженной живой ладони — и не было сил вырваться, не было сил удержаться на краю бездны -

Наверно, он закричал.

И долина ответила стоном.

И еще, кажется, он пошатнулся, едва не упав, и, отступив на шаг, спиной натолкнулся на шершавый, хранящий тепло солнца ствол дерева.

Он умер, когда Ничто дотянулось до его сердца.

И в этот миг эхо Ламмот стало вдруг — голосом.

…В вишенно-жемчужных сумерках ласково светилось витражное, в паутинно-легком переплете окно Дома, и терпкое вино густо колыхалось в лунном кубке, и падали, падали в него невесомые прозрачные лепестки, и пели струны, и пел в заводи тростник, и был — мир в ладонях, и мерцала ясная звезда, и свет ее был — песнью…

…он родился заново: всесильный и беспомощный перед новым пониманием, пришедшим в миг смерти-рождения. В миг, когда он был единым с Артой. В миг, когда Дар его раскрылся в нем.

Потом — он не сможет надеть доспех: будет казаться, что сталь отделяет, ограждает его от мира. Он не сможет нанести удара без того, чтобы не ощутить боль своего противника. Не сможет больше сражаться. И убить для него будет значить — убить себя. И за века — не зарубцуются, не затянутся раны, нанесенные ненавистью.

Потом — он будет ощущать каждого из воинов Твердыни Севера как самого себя. Он будет рядом с каждым из них в последний миг, и воины без страха и боли будут ступать на неведомый Путь.

Потом…

Он вскинул руку, стремительно очертив знак Силы — словно воздух уплотнился, став незримой прочнейшей стеной-щитом нечто, ждущим только, чтобы в него вдохнули жизнь -

…если говорю языками человеческими и словами Силы, а любви не имею, то слова мои — ветер в пустыне, и сила моя — песок меж ладоней…

Но Ничто, отступившее было, уже начинало прорастать щупальцами, паучьими лапами сквозь преграду, вгрызаясь в нее, словно червь в яблоко, меняя обличье — и сорвался с обожженных пальцев знак Эрат, пережигая нити, связывавшие это с Пустотой: оно прикипело к тому, что пожирало — и тогда он произнес слово Образа -

…и если наделен я дарами Силы, и ведаю всякие тайны, и имею всякое познание, так что волен творить и разрушать, а любви не имею — то я ничто, и знание мое — мертвый камень, и сила моя — прах на ветру…