Черная кошка, белый кот или Эра милосердия-2

Воздух наполнен ожиданием чего-то нового, высокого, красивого-красивого. Того что невозможно выразить скудным языком слов. Весна! Свежесть глубоким вздохом наполняет грудь. Хорр-о-шо-то как! Хочется петь!!! Петь?!

— Стой! Хлопцы! Давайте споем!

От полноты чувств. Для того, чтобы проснувшиеся местечковцы не посчитали прерванный сон напрасным делом, пропели или проорали (ночные и утренние мнения могут не совпадать) — сверхпопулярную песенку "Ostatnia niedziela".

Тут пан Вацлав припомнил, что в "Гродненском вестнике" писали про этот шлягер. Оказывается безбожные Советы сперли его у автора — пана Мечислава Фогга.

— Не заплатили ни гроша! Ни одного ломаного гроша не досталось бедному композитору!!! Переделали и извратили текст! Даже название придумали другое — "Утомленные солнцем"!

Возмущались все.

Назло грабежникам-большевикам и для поддержки пана Мечислава пропели песенку ещё раз.

Какой прекрасный вечер!

Зря! Ох, зря выблядак Гитлер полез на Польшу со своим "Ультиматумом"!

Смакчить струк яму, а не Гданьск с "данцингским коридором"!

"Сабли в длонь!" — в едином порыве поляки, украинцы, беларусы - все жители Второй Ржечи Посполитой поднялись на защиту родной страны.

Польша была полна решимости доказать свою значимость и Европе, и всему миру!

Англия и Франция, гарантировавшие Польше поддержку в случае войны — добавили гордым потомкам "шляхтичей" уверенности и смелости.

Расставаясь, приятели ещё раз сообщили миру:

Jeszcze Polska nie zginęła,
Kiedy my żyjemy…

Бубнит очередную пакостную историю Злабович. Гладят пальцы маленького коня. Срезает нож очередной бугорок на гриве деревянной лошадки. Бежит коник, вьётся на ветру длинная грива, спешит на призывный звук кавалерийского горна. Тяжело вздыхает Юрась, вновь погружаясь мыслями в первый год войны.

Мартовский призыв военнообязанных был краток — всего на пару недель. Напугавшийся больших потерь в предстоящей войне Гитлер пошел на переговоры. Жизнь простых людей вернулась в привычное русло.

Вновь по напевному сигналу трубы в четыре тридцать утра гродненские уланы вставали, ухаживали за конями, выстраивались по "тревоге", ходили на учения и стрельбы.

Повара-кашевары трудились как бы ни больше всех. Встать раньше, растопить плиту вскипятить чай, сварить кашу к пяти пятнадцати. Потом готовить обед, ужин.

Офицерам и унтерам готовили особо.

Пока служил "срочную", Юрасю пришлось и на кухне работать, и солдатскую науку осваивать: кашевар считался, прежде всего, уланом, а потому привлекался на большинство занятий.

В первое время было тяжело. Спать, спать — хотелось всегда и везде. Канецкого научили стрелять, окапываться, маскироваться, защищаться самому и защищать коней от химических атак…. Больше всего ему нравились выезды на маневры и учения. Конечно, жить в светлой с "центральным отоплением" и уборной-"канализацией" казарме не то, что в вёске с колодцем во дворе. Всё же что-то такое было в жизни среди леса или луга. Словно они меняли людей, становившихся иными: Юрась не мог подобрать умных слов, чтобы описать свои ощущения.

После полутора лет, срока обязательной службы, он остался вольнонаёмным.

Жалованье небольшое, хотя если не роскошествовать, то можно и жильё снять, и семью создать.

"Могутный хлопец" Юрась готовил обед, когда чистый певучий голос сигнальной трубы пропел "Тревогу" Двадцать третьему полку Гродненских уланов. 24 августа 1939 года Виленская кавалерийская бригада получила приказ на передислокацию южнее Лодзи в состав резервной армии "PRUSY".

Веселье и грусть, надежда славы на поле боя и тревога за близких, радость от смены приевшейся рутины — да и много ещё чего намешалось в эмоциях молодых и сильных мужчин — красы и гордости Второй Речи Посполитой.

Погрузившись в поданные на станцию вагоны, полк убыл навстречу своей судьбе: разгрому в боях из-за, гибели для одних и плену для других.

А Юрась продолжил готовить теперь уже только для нескольких солдат, оставшихся для охраны военного городка, почти пустых складов да десятка лошадей.

Гулкая звенящая тишина казарм, плаца, учебных классов, и тренировочных полос ещё пару дней назад наполненных гомоном большого количества людей и животных.

Теплый ветерок ранней осени неспешно гоняет лоскутки далеких звуков: негромкого разговора, скрипа двери, клочки мелодий радио или патефона.

Военный городок замер. Он ждет, когда его вновь наполнит мельтешение живых: шумных, вздорных, веселых, злых — он ожидает людей.

Где-то там вдалеке, идут смертельные бои и схватки. Льется кровь, горят машины, гибнут люди и животные. Но это там. Где-то.

Первого сентября немцы атаковали Польшу.

Началась мобилизация. Юрась вновь надел форму, получил оружие и снаряжение. Он опять стал уланом.

Слухи, слухи, слухи. Они множились и разрастались. Варшавские газеты и радио захлёбывались от описаний героических подвигов и успехов польских войск.