Черная кошка, белый кот или Эра милосердия-2

"Оно мне надо…?", — я по-прежнему ничего не понимал. И тут сжигая себя, щедро бросая в стороны последние секунды жизни — чужая… или теперь уже моя ненависть — окаменела. Оледенила все внутри и плеснула черной вспышкой под сомкнутые веки… опалила… окаменила скулы до звона… И черной плитой упал мне внутрь кусок чужого знания или памяти… калейдоскоп непонятных пока мне картинок… с каждым появлением которой, приходило понимание, и чужое чувство отчего-то — становилось моим…

… свежий, ещё не оплывший под дождями могильный холмик на краю старого кладбища…

… какие-то нелепые завявшие полевые цветы на нем…

… слезы неверия и злого бессилия…

… крест, с прикопленной уже покоробившейся фотографией…

… злые слезы, бегущие по щекам и не приносящие облегчения… … лица каких-то баб-соседок с презрительно поджатыми губами и с повязанными по-старинному платочками…

… холеная простецкая морда с румянцем во все щеки…

… станционная темнота с яркими пятнами света и густыми тенями от привычно-ненавистной полной луны…

… чей-то голос на секунду отвлекший внимание…

Удар…

Тьма…

… и ненависть… Дикая ненависть… к сытым тыловым крысам… Особенно к одной… которая украла самое дорогое — ЛЮБОВЬ…

"… МОЮ любовь!?".

Как фотовспышка в темноте, как удар пули в грудь… пришло понимание — кто и почему попросил меня.

"Согласен я…", — прокричал я в никуда.

И чужое чувство — стало моим… и чужой долг — перешел на меня… Но мне никто не ответил. Я испугался… испугался того, что старлей Серёга уйдет… или ушел навсегда — и не успеет узнать, что за него отомстят. — Я убью его! — "заорал" я внутри и захрипел "снаружи". — Слышишь парень… — убью!!! Я отомщу! Я клянусь те…

И снова на меня свалилась "спасительная" и проклятая тьма беспамятства… Уже проваливаясь в мертвую зыбь безвременья, в эту удивительно растянувшуюся секунду, я вслушивался в наступившую тишину. Сведенными железной судорогой руками… зубами… волей… неизвестно чем, я цеплялся за сознание, за ускользающее это мгновение… Я не давал себе уйти в темноту и забвение, куда тянула меня неведомая сила.

Мне надо было!

Я ДОЛЖЕН был знать!!!

Что меня УСЛЫШАЛИ…

Я хотел, что бы ОН — ЗНАЛ… что есть она — это долбанная СПРАВЕДЛИВОСТЬ! Есть! Бывает! Пусть только для него одного… — ЕСТЬ! Я беру на себя этот долг.

Последняя милость к сгоревшему внутри меня незнакомому парню — должна быть!

Иначе и жить не стоит…

И я услышал хрип шепота: "Спасибо, брат… я — верил!".

Я понял, что и он цеплялся за последние крохи жизни… — чтобы услышать… и ответить мне…

Глава 2

Самая трудная победа — это победа над самим собой.

Я проснулся лежа на кровати, чувствуя мокрую и тонкую нитку слюны на щеке. Сил повернуть голову и хоть вытереть щеку об подушку, не было. Выплыв из какого-то кошмара с чужими разговорами я теперь попытался понять, где я. Сил не было ни на что — даже повернуть голову. Я скосил глаза. Я лежал на кровати, укрытый до подбородка насквозь казенным одеялом. Высокие потолки, обшарпанные стены, закрашенные до середины зеленой краской. Мне видно ещё пару кроватей с ранеными…

"Госпиталь?"

"Какой к черту — госпиталь, если я давно не служу?"

"Значит больница. Только странная какая-то — уж больно старая и убогая" — это мне было понятно по старой и ободранной двери. "По идее — должны были в "Травму" или во "Вторую" привезти…".

"Я вчера…"

"А что было вчера?"

"Шёл домой…"

"Шёл…?"

"Шёл — да не дошёл…".

"Точно!".

Теперь, наконец, припомнился мне, и вчерашний день… Я устало прикрыл глаза. Как обычно — я собрал книги, которыми торговал на рынке. Аккуратно сложил их в коробки и оттащил в камеру хранения. Прикупил бутылочку, колбаски на еду и закусь. Огурчиков с помидорчиками… как всегда со скидкой. И отправился домой. Дом…

До-ом… — тьфу! Паршивая комнатенка в коммуналке, которую я "выкружил". Да моя "огромная" пенсия в пять с половиной тысяч от родного государства. Из которых две с лишним съедала "коммуналка". Оставшихся "деньжищ" могло хватить только на молочко с хлебушком. Это здоровому-то мужику!? А если семья? Их чем кормить? С-суки! Поблагодарили меня… да что меня — всех военных. Много таких…

Ладно я, живу — один. С семьей не сложилось. Сам виноват. Ну пью, и что? А кто от такой жизни не запьет? Святые? Наших бы правителей с депутатами на такую пенсию. Поглядел бы я на них. Пристроился книгами торговать. Не пыльная работёнка, да и книги читать я очень люблю. Безумно люблю — если быть точнее. А если покупать, то никаких денег не хватит. В бандиты идти или в предприниматели? Не, не хочу… Да и недолго уже мне осталось. Потому, плевать мне на все… и на всех. И на себя в том числе. Ничего не хочу. Есть выпить — вот и всё счастье для меня.