Я был удивительно спокоен. Трудно, наверное, было сделать — первый шаг. А сделав… мне, стало все равно. Я перестал мучиться сомнениями. Подсознание, карма, бог, дьявол… — да все равно кто или что, приняло за меня решение. Ну не мог я отправить этого парня одного — на смерть. Не по совести это. Да мне как-то и наплевать по большому счету на его мотивы. Мне достаточно одного того, что — он мой товарищ. Серёга воевал с ним. Пусть на разных фронтах. Но это боевое братство спаянное и освященное кровью. А с его опытом, в одиночку… не-е — это я слишком хорошо знаю, чем закончится. В лучшем случае его возьмут. А могут ранить или взять те же бандиты. Нет. Я постараюсь, чтоб он выжил. А прав он или нет — это не мои проблемы. Даже если не прав — он все равно прав! Да и я, думаю точно также. "Око за око". Нет там праведников и невинных жертв… там, куда мы с ним пойдем — виновны все и приговорены. Вот так вот. Такое мое мнение.
И оттого я был безмятежен, и плевать мне было и на службу, и на прочие другие дела и обязанности…
Пересказал я ему "Черную стрелу" и замолчал.
— И зачем ты мне это рассказал?
— Хороший вопрос… А рассказал затем, чтоб ты понял дальнейшее. Слышал ты про "Черную кошку"?
— Слышал. Банда это.
— Во-от… А про "Белую кошку"? — задал я вопрос и с интересом посмотрел на него.
Генрих уже чуть успокоившийся, недоуменно пожал плечами:
— Разное болтают… говорят это какие-то отставные фронтовики начали урок резать. У нас три случая было…
— Ну-да, ну-да… — я безмятежно покивал головой. — Вот только "Белая кошка" — это я.
— Что?! — Генрих, моментально подобрался и подозрительно огляделся — не слышал ли кто. Но поскольку поблизости никого не наблюдалось, он удивленно уставился на меня. — Ты — что…?
— Геня. Ты меня удивляешь.
— Я!?
— Ты-ты… Ты сейчас похож на дона Хуана, из Пушкина, с которым внезапно заговорила статуя Командора.
— Зачем? — несколько ошарашено спросил Шац.
— Что "зачем"? Зачем дядя Сёма на "Привозе" продал бички и купил самосаду?
— Нет. Зачем ты их всех положил.
— Они хотели ограбить меня… — совершенно безмятежно и спокойно пояснил я.
— Ограбить?! — несколько ошарашено переспросил Генрих.
— Ограбить… Ну, и немножечко зарезать, если я не соглашусь или окажу сопротивление…
— Но ты же милиционер. Скрутил бы их и отвел в Отдел…
— Чтобы им там дали пару лет, а потом они "На свободу — с чистой совестью"? — я не выдержал и засмеялся. — Геня, а ты сейчас у меня добиваешься адреса местного пахана, чтоб прийти и пожурить его?
Генрих мысленно споткнулся.
— Ты уж определись, что ты хочешь. А потом и будем решать. Генрих ненадолго задумался. Потом решительно кивнул головой каким-то своим мыслям и протянул мне руку.
— Я с тобой.
— Вот только Генрих есть одно условие.
— Не попадать в руки НКВД — живым?
— Нет, Геня… Условие это — ДИСЦИПЛИНА!
Он решительно протянул мне руку еще раз.
— Слово!
Я в ответ пожал его руку.
— А теперь Геня, расскажи мне за боеприпасы. Откуда ты сумел найти такую редкость в наше время…
И поведал мне Шац незамысловатую историю.
Принял он как положено "хозяйство" и вот разбирая завалы мусора в подвале, наткнулся на ящик гранат времен Первой Мировой. Бои что тут — в Чкаловской области, что поблизости — были очень неслабые. Это ведь где-то здесь подстрели народного героя — Чапаева. На речке Урале, текущей посреди города. В общем хозяйственный Шац не стал сообщать о находке, а перетащил ее к себе в каптерку — вдруг, да пригодится. Может сменять или еще что. Натура. Тут не только он — тут все очень тяжело расставались с чем-либо. Моя мать выговаривала отцу: "Вот, заносишь вечно до такой степени!". На что отец отшучивался: "Правильно. С плеч, да в печь!". Я тогда не очень придавал значения этим словам. А уже тут понял — почему. Нищета всеобщая. Не выбрасывалось ничего — "хай полежит, мабуть когда и пригодится".
Каким образом и когда — сия разнообразная коллекция "гранат" попала в Отдел, гадать бесполезно. Вызывала некоторые сомнения ее работоспособность… но Генрих уверил, что все работает. Он одну за городом проверил. — Значит, с гранатами нет проблем — это радует. Тогда вечерком навестим одну "малину". Давно она мне глаза мозолит.
Шац сидел рядом, хищно подобравшись. В этот момент он никак не напоминал весельчака и насквозь своего парня. Я посмотрел ему в глаза. В их глубине поселилось спокойствие и умиротворение. Умиротворение выжженной земли…
Хлопнув его по плечу, я наклонился и тихо произнес:
— Расслабься старшина. Теперь тебе нужно еще и учиться притворяться. И иначе никак. Иначе сам погибнешь и других за собой потянешь. Ну, на первую часть фразы ему явно плевать, а вот на вторую насчет "других", уже нет. Так уж воспитан.
— Я вижу, занимает тебя почему "Белая кошка"?
— Да.
— Ну тут все просто. На их "Черную кошку", мы ответим своей — "Белой". Пусть боятся! И нехай кто-то мне скажет, что "это — не наш метод!". Наш это метод…
Глава 4
Мстить за обиду — значит лишать себя удовольствия сетовать на несправедливость.