Охренеть как странно. Сидят два убивца и абсолютно законопослушный гражданин и беседуют о жизни в два часа ночи. Философствуют. Обалдеть. И все ведь нормально. Наверное только мы — русские, такие ненормальные. Или наоборот нормальные. И Шац и его папа для меня — русские. Они для меня больше русские, чем половина моих бывших знакомых "природных русаков" — скурвившихся в девяностые. А сидим и разговариваем — о скором и счастливом будущем, которое вот-вот наступит. О преступности вообще…
— Сергей Васильевич, а как вы думаете, когда мы с преступностью окончательно покончим?
— Я думаю что никогда… А вы как думаете?
— Мы пережили самую страшную в человеческой истории войну, и понадобятся годы, а может быть, десятилетия, чтобы залечить все раны нанесенные ей. Особенно моральные последствия…
— Ага, — я несколько недоуменно посмотрел на него. — И как вы себе это видите?
— Нужно отстроить все города, восстановить сельское хозяйство. Перевести производство на мирные рельсы. Когда улучшится материальное положение, люди будут сыты, одеты, обуты. Когда у них будет свое отдельное жилье. Когда мы покончим с детской беспризорностью. У всех будет хорошая интересная работа — по душе. Вот тогда и не станет преступности. Естественным путем она и искоренится. Почвы не будет…
"Наивный послевоенный мечтатель", — я жалостливо посмотрел на него. "Будет, все это — будет. И геномодифицированная сытость и отдельное жилье — в ипотеку, за которую не расплатиться. Будет море наркоты — за радостно конвертируемые рубли. Наркота ведь появилась только тогда, когда за неё стало возможно получить деньги. А не те фантики, которыми пользовалось государство семьдесят лет. И водки море — на любой вкус, под разговоры о спивающемся населении. А вот преступность как была — так и осталась", — все это промелькнуло у меня в голове, но вслух я сказал совсем другое:
— И когда же это все произойдет, по-вашему? Через двадцать лет? Через тридцать?
— Не знаю, — он развел руками. — Но я надеюсь, что это будет еще на наших глазах…
— Но пока что, приходится нам с ними бороться. Сейчас бандиты не дают честным людям жить!
— Я хотел только сказать, что, по моему глубокому убеждению, в нашей стране окончательная победа над преступностью будет одержана вовсе не карательными мерами…
"Черт, а похоже, что папа догадывается, что мы с Геней не просто так ночью прогуливались…". Я поглядел на Генриха. Он молча сидел и финкой тонко и художественно нарезал яблоко.
— А чем?
— Ну естественными, так сказать, причинами. Уберется нищета всеобщая. Все будут сыты, одеты, обуты… и будут очень достойно жить. Возобладает гуманизм, мораль и милосердие.
— Это слово впервые ввел в обиход Эразм Ротердамский, в XV веке. Не было до него даже этого слова. А другой герой из одной книжки — Глеб Жеглов, сказал, что и вовсе: "Милосердие — это поповское слово"…
— Я думаю — он ошибался. Милосердие — это к чему мы все должны стремиться… — мягко возразил мне старший Шац.
— Да-да! — съязвил я. — Вон та же "Черная кошка" помилосердствовала… Да попадись вы им…
— Насилие — порождает насилие… Только милосердие… Тут мне вспомнился его частичный его тезка из "Места встречи" и я процитировал:
— Зиновий Михалыч… слыхал я, что у одного африканского племени отличная от нашей система летосчисления. По их календарю сейчас на земле наступила — Эра Милосердия. И кто знает, может быть, именно они правы и сейчас в бедности, крови и насилии занимается у нас радостная заря великой человеческой эпохи — Эры Милосердия, в расцвете которой мы все сможем искренне ощутить себя друзьями, товарищами и братьями…
Слушая меня, он благосклонно кивал. Видимо эти слова ложись в его мировоззрение.
— Я рад, что смог вас убедить. Пожалуй Сергей, вы сейчас очень правильно и верно сказали. Я думаю, что несмотря ни на что — все мы сейчас стоим на пороге "Эры Милосердия"…
Глава 6
С несправедливостью либо сотрудничают, либо сражаются.
Чего-то мне сегодня плохо спалось. И водка не помогла — проснулся я рано. Тихо выбравшись из кровати, побрел в утреннюю свежесть двора. Достал дефицитную папиросу и закурил. Я вообще-то здесь, в прошлом, не курю. Но вот что-то накатило. Как и положено, голова с непривычки, немного поплыла, но быстро встала на место. Все "попаданцы" в прочитанном, время от времени начинали вырабатывать свою философию, осмысливать "свершения". Наверно и мне пришла эта пора. Возьмём два прилагательных: обычный и необычный.
Два существительных: человек и обстоятельства.
Составим пары и полностью ими опишем всю литературу. Вот кто я? Обычный человек в необычных обстоятельствах или необычный человек в обычных обстоятельствах?
Моё знание будущего вроде делает из меня необычного человека. А вот нежелание их использовать — делает обычным.