Черная кошка, белый кот или Эра милосердия-2

Вот ведь тоже проблема — побриться. "Опаску" я в руках держал пару раз, но как ежедневно ей пользоваться пока представлял не очень. На третий день ковылял и всех внимательно слушал. В курилке понял, что в этом теле я не курил. Сидел всем улыбался и впитывал информацию. Куда меня занесло — я уже понял. Штампик на книжке — "1 Городская больница г. О., сориентировал меня географически. Знакомое место. Надо же какие повороты судьбы? Служил я здесь, в молодости. Та ещё дыра. А газетки "Правда", "Известия" и "О. ий рабочий" лежащие на столике у медсестры, сориентировали и по времени. 19 мая 1946 года.

Вот это выверт судьбы!

Но что делать? Добыл подшивки газет и стал изучать речь и обороты. Мне бы ещё устав ВКП(б) почитать. Но вот боюсь, такой вот странный интерес у коммуниста сразу привлечет ко мне нездоровое внимание ненужных людей. Но и почитать толком не смог сил минут на десять хватило.

Поглядел и в "сидор" — на форму. Только мельком — голову повело. Очень меня впечатлил иконостас орденов и медалей, аккуратно завернутый в тряпочку и лежащий на самом верху.

Глава 4

Если мы проиграем эту войну, я начну другую под фамилией моей жены.

Моше Даян.

А вот первое, что меня поразило в больнице — это то, что здесь были раненые. Обычные раненые с Великой Отечественной… А ведь я почему-то думал, что все давно выздоровели… год ведь с Победы прошел. А тут нате вам — лежат и лечатся. Вот ведь как… — инерция мышления стал быть.

Только на четвертый день я более-менее пришел в себя. Прекратила болеть голова, прекратились приступы тошноты, и я мог хоть как-то ковылять. Посетил меня под утро сон не сон… — муть какая посетила. Взбаламутила все во мне, взболтала… и осела — как оседают песчинки в воде ручейка поднятые неаккуратной ногой. Обрел я наконец, полную ясность и кристальное понимание того, что предстоит мне в ближайшее время.

Я ведь до этого как в тумане ходил. Чего-то там выяснял, слушал. Только теперь понял, что пообещал… что поклялся я парню — отомстить. И ЭТО — ГЛАВНОЕ. Выживу я или нет… как-то оно отошло на второй план. Что жизнь? Вот она была — и нету. Не страшно оказалось умирать. Вот оно как… бывает. И рассказал я сам себе незатейливую и простую историю совершенно обычного парня — старшего лейтенанта Серёги Адамовича. Круглого сироты. Воспитанника Питерского детдома.

Жил-был парень — честный. Комсомолец. В кружки разные ходил. Значок имел — "Ворошиловский стрелок" и значок "ГТО". Потом война началась. И воевал Серёга. Честно воевал. От начала до конца войну прошел.

Таких-то и было пять-шесть процентов от пятнадцати миллионов. В полковой разведке он как не странно служил. Три ранения. Герой. На груди иконостас. Дослуживал в Померании при комендатуре. Вот и приехал он в этот забытый богом О. — за невестой, красавицей Зиночкой. Причем и правда красавицей. Фотография её у меня с документами лежит. Она сюда эвакуировалась. Приехал и не нашел её. Померла она…

Простая история. Обычная. Ничто — на фоне такой трагедии со всей страной. С миллионами смертей. Даже меньше, чем ничто. Поначалу-то ему сказали, что по женским делам она заболела, да от того и померла. Перед самым почти его приездом представилась. На могилке он побыл. Попрощался. Он уж было собрался уезжать, да вот нашлась "добрая душа" соседка — просветила. Поделилась "наболевшим". Не смогла молчать. Ибо праведной жизни женщина. Одна. Одна живет. Одна из многих. "А Зиночка ить подругой ейной была — задушевной. Поделилась. Поплакала в жилетку. Всплакнула на плече. Так бы она — "Ну, никогда!"… Но раз уж такое случилось — должен он, знать…!"

Узнал.

Невеста-то его беременна была. И совсем не от него. Он-то в то время в Германии был. Подпоил её недобрый молодец — да воспользовался. День рожденье чьё-то там было. Залетела она. Бывает такое по дурости. А тут письмо — жених приезжает. Встречай, готовься. Кинулась баба к врачу. Только вот невысокого класса этот "профессионал" оказался.

Здесь ведь как — аборты запрещены. Совсем. Товарищ Сталин заботится о приросте народонаселения. И я его понимаю — такие-то потери. Так вот "коновал" этот — что-то там лишнего наковырял. Померла она. То ли от кровопотери, то ли от сепсиса.

А узнать, кто с невестой переспал — труда не составило. Соседки её — просветили. Начальник ОРСа это был. Холостой. И при должности. И врача подсказали — кто "лечил". Бабы они ведь все знают. Добрые… нашептали. Не она одна такая была. Со многими он спал. Мужики-то все — почитай наперечет. Я губы их презрительно поджатые видел. Памятью Серёги и теперь моей — видел. Это нам в душу плюнули. Это нам в ухо шептали, вздрагивая от плохо скрываемой зависти и радуясь от чужого несчастья. Бабы. Чего уж тут. Они пострашнее мужиков в некоторых вопросах будут. И что жестче — точно. Осуждали они Зиночку… А Серёга её любил. До беспамятства. Вот и ударила парню кровь в голову.