Черная кровь

Вместо привычного зеленеющего дерна, на кровле внахлест лежали широкие полосы бересты. Возле застрех, откуда должен выходить дым, когда хозяева разжигают огонь, береста закоптилась до неузнаваемости, на ней густыми лохмотьями висела сажа. Зимой в таком домике должно быть нежарко, сильно топить тоже небезопасно, но зато легкая крыша не так давит на столбы. Одно слово – чудной домишко.

По сравнению с самой избушкой окружающие ее вещи уже и не удивляли.

Стояли полукругом колья с надетыми на верхушку черепами, все как полагается, рогом и оскаленным зубом наружу, от недобрых гостей, злых мыслей, бродячих духов и ничьих предков. Большинство костей были выбелены солнцем и водой, но было несколько и совершенно свежих. Таши не обратил бы на них внимания, если бы не бросился ему в глаза сплюснутый плосколобый череп с полусаженными челюстями, усаженными густым рядом конических зубов.

Кто хоть раз живого рузарха видал, тот и череп его без труда признает.

Таши с сомнением покачал головой: знатный трофей был совсем недавним и, судя по зубам, зверь был в силе, а не подох сам собой от старости и недокорма.

– Вот и отыскалась, пропащая душа, – довольно сказал Ромар. – Ну, что стали? Зовите хозяйку.

Таши концом лука звонко постучал по страшному черепу. В доме что-то громыхнуло опрокинувшись, тяжелая, крепко просмоленная кожа висящая при входе колыхнулась и на высокой приступке, ведущей в дверям показалась женщина. Не так и стара она была, но истерта жизнью до последней крайности. Горб, набитый неподъемной работой, руки, изуроченные неженскими тяжестями, лицо, обожженное солнцем и ошпаренное зимними морозами. Красные глаза, изъеденные дымом вечерних костров, слезились, растрепанные пегие волосы поредели настолько, что для женщины уже казалось неприличным. Видно никакое чародейство не может облегчить одинокую жизнь вдали от родных людей.

Таши сразу понял, кто перед ним. Уж слишком густо увешана была отшельница оберегами, амулетами, всякими фигурками, в которых без труда угадывались лики предков, недобрых богов и странных существ, с которыми и до сего дня знающие старухи ведут разговоры. Уника тоже живо смекнула, с кем дело имеет. Ее ажно затрясло при виде навешанных на старухе сокровищ.

А сама хозяйка и бровью в сторону молодых людей не повела. Взгляд ее был прикован к Ромару.

– Ну, ясно, – произнесла она глухо. – Кто еще мог сюда пролезть?

Здравствуй, Ромар. Видно правду болтают про тебя, будто ты вместе с руками смерть свою под дубом закопал.

– Здравствуй и ты, Нешанка, – произнес Ромар. – Давно не виделись.

– Какая я тебе Нешанка! – старуха выпрямилась, замахнулась на Ромара, только что не ударила. – Нет никакой Нешанки! В лесу померла, одна, под елкой подохла всеми брошенная, родовичами отринутая, самой себе ненужная!

– Как же нам звать тебя, бабушка? – спросила Уника.

Хозяйка повернулась так резко, что все колдовские помощники на ее платье разом взбрякнули, только треск пошел. Казалось, старуха готова прыгнуть на Унику, Таши даже шагнул вперед, собираясь в случае чего, отшвырнуть ее прочь, не дав прикоснуться к Унике. Но ведьма замерла неподвижно, впившись взглядом в лицо гостьи.

– Ишь, – произнесла она наконец, – додумался, девчонку приволок.

Похвастаться хочешь, что не пропали без нас? И без того знаю, что не пропали. Славная девочка, я когда-то не хуже была. Это она из чьих?

– Моткина внучка, – сказал Ромар.

– А… Могла бы и сама догадаться. Девка чернявая, в пришлую родню.

Что смотришь, красавица? Знаешь, кто я такая?

– Знаю. Ты мудрая йога. Только как звать тебя я теперь не знаю. Ромар говорит – Нешанка, ты твердишь другое.

Правильно сказала, милушка. Йога я, последняя в роду. Потому и имени у меня нет. Так и зови Йогой, не ошибешься. Ну что стоите истуканами? Раз уж пришли – заходите в дом.

Внутри изба Йоги оказалась еще удивительней, чем снаружи. Кажется, в простоте там не было ни единого предмета, все заговоренное, нашептанное, чудесное. Все, что за многие годы накопило женское ведовство, сошлось в лесной избушке.