Черная кровь ноября

– Твой сын. – Сквозь тошнотворную муть она услышала холодный голос, искрящийся, как родник в глубине леса. – От него.

Шипение сгорающей кожи усилилось.

Или Кристине просто показалось?

Она медленно выпрямилась, сквозь выступившие слезы глядя на Киндеирна.

Оба монстры. Оба.

Но она не успела уйти. Узкая ладонь Киндеирна опять впечаталась в самый низ живота – и новый укол, но не боли, а жара, заставил внутренности перевернуться.

Она отшатнулась, но было поздно.

– Теперь внутри тебя дочь. – Он шагнул назад, отдергивая руку и прижимая ее к груди, словно та болела. Похоже, он побледнел, хотя в сумраке подвала сложно было сказать наверняка.

– Чья? – спросила Кристина, ощущая внутри себя горячее солнце. – Чья?!

– Твоя, Айна. Теперь только твоя.

43. Ирн

Где-то далеко, пока еще на краю мира, очень тихо, незаметно – ни для кого, кроме Ирна, – зазвучала песня Барда. Ломаный ритм, провисающие части мелодии, скучные перебивки. Несовершенная песня перемен. Начало.

Бард приходит в мир, чтобы его изменить. Здесь его не было слишком давно – и сперва он должен раствориться, настроиться, стать плотью от плоти его, сочинить мелодию, которая станет двойником реальности.

И только потом начать менять.

Бардов уважали даже фейри – хоть и не было в них ни плоти, ни крови волшебного народа. Но вечен истинный дух тех, кто играет в реальность.

В этот раз Ирну пришлось помочь рождению Барда – дать ему свой голос и свои глаза.

Сын где-то там, в волшебных холмах фейри, покрытых изумрудной травой, неловко трогает струны гитары, дует в капризную свирель так, что лопаются щеки, стучит ладонями по барабану, еще не понимая, какому ритму подчинить голос.

Лотта тоже слышит рождение новой песни. Она морщится – в три года она и то лучше играла на детском ксилофоне.

– Тише, – говорит светловолосый парень, который входит в огромный холодный зал, где она в одиночестве завтракает за длинным столом. – Он научится.

– Ты кто? – спрашивает королева Севера настороженно.

– Он назвал меня Синее Небо Запада. Понятия не имею, что это, – отвечает парень. – Но я умею вот так… – Он встряхивает ладонями, и с кончиков пальцев начинают сыпаться крошечные заостренные перья: вперемешку – белые и черные.

Они летят на пол и вонзаются в гранитные плиты, словно те сделаны из мягкого дерева.

– Класс! – радуется Лотта. – А потом что?

– Пока не понял.

– Овсянку будешь? – предлагает Лотта.

– Лучше тост с авокадо, – уточняет парень и садится на противоположном конце стола.

Только Ирн знает, зачем эти двое сошлись сегодня вместе.

Грядет большая битва.

Ирн улыбается.

Большая битва – и большая победа.

Сегодня мир изменится необратимо.

В сущности, Ирн уже победил.

Враги, убившие Айну и заманившие его в ловушку, мертвы. Без него они не справились с напирающим на их реальность миром людей.

Сердце магии нашлось – и оно бьется, находится рядом, в двух шагах. Каждый раз, когда Алексей позволяет ему увидеть свет, сердце становится сильнее, Ирн – тоже.

Айна… Ее не вернуть, но ее кровь – протяни руку.

Когда смертная вошла к нему, огонек силы Айны едва теплился в ней, но Ирн заменил сына Алексея на дочь самой Кристины, и кровь умножилась.

Теперь Кристина пахла сладко и темно, напоминая умершую возлюбленную так сильно, что Ирн едва сдерживался, чтобы не схватить ее и притянуть к себе. Да и не давал себе воли только потому, что Айна располосовала бы за это когтями в кровь – и яд ее еще долго заставлял бы короля фейри корчиться от боли.

Она была болотной ведьмой – огоньком, обманкой, полянкой с ярко-зеленой травой в окружении темных елей. Но едва ступишь туда – провалишься в черную глубину.

Туманом – густым и вязким.

Засасывающим Ирна в темные объятия.

Айна…

– Мир ждет нас, Айна, – шепчет Киндеирн. – Мир ждет нас обоих. Вернется корона на мою голову, сердце – в грудь, а волшебный народ будет кровь от крови моей – и, значит, никто не сможет меня больше предать.

– Король мира не знает, что сила сердца разрушит все, что ему дорого, в три удара, – продолжает он лихорадочно. – Раз – их женщины прозреют и вырвутся из рабства. Два – зелень захватит мир, заполонит города – сплетутся ветви, обовьют столбы. Мох расползется и сожрет плесень.

– Три – и половина обитателей мира превратится в низших фейри, – говорит Киндеирн, чувствуя, как бьется сердце пульсом в подушечках пальцев. – Был бухгалтером – зарывай горшочек с монетами под радугой, был парикмахером – плети косички коням, был поваром – пеки имбирное печенье и разбрасывай крошки.

План победы так прост, а сама она так близка – что Ирн тянет время, играя в предвкушение. Растягивает прелюдию войны, насыщая ее страстью.

– Айна… – шепчет он, чувствуя, как тело наливается ярким солнечным светом, который непременно надо излить во тьму болот.

– Я – Кристина.

Он шагает через поле, звенящее болью и разрушением, тело гниет, горит, распадается на части – но ее голос останавливает Ирна на полпути.

Запах гари и тлена, пульсирующая боль, кости из-под нарастающей кожи…

Он не может двинуться дальше.

Пока не скажет заклинание.

Пока не даст ей верное имя.

– Кристина.