Черная луна Мессалины

Трепещущий от возбуждения германец двумя руками занес над Филаммой меч и, издав победный клич, пронзил горло народного любимца. И вот «бог мертвых» склонился к старому воину, подал знак помощникам, и мертвое тело крючьями уволокли с арены. Зрители заревели от ярости – редкий случай, когда народ не радовался крови. Но на ринг тут же вышли новые гладиаторы, и все забыли о покойном. Калигула, утратив интерес к ристалищам, поднялся и покинул ложу.

– На свадебный пир отправился, – с завистливыми нотками в голосе проговорил бородатый житель Затиберья, провожая императора взглядом.

– Пора бы уже! Жених с невестой, должно быть, заждались, – добродушно усмехнулся его кудрявый приятель.

– Мог бы не торопиться. Без императора не начнут.

Калигулу и в самом деле ждало не менее пятисот человек. В огромном зале императорского дворца, больше похожем на центральную площадь небольшого городка, раскинулись праздничные столы. Вокруг столов возлежали гости – сенаторы, патриции, благородные матроны. В глубине зала виднелись лица приятельствующих с Гаем Цезарем актеров, неизменных спутников его ночных похождений по лупанарам. Не позвать их на пиршество означало навлечь на себя императорский гнев. Над приглашенными возвышалось ложе императора.

Войдя в зал под приветственные возгласы гостей, Калигула возлег на ложе, откинувшись на подушках, и в ногах его под звуки лютней устроилась Цезония. Императрица не переставала недовольно посматривать на новобрачную, расположившуюся по правую руку Калигулы, отделяемую от императора лишь женихом. Дождавшись богоподобного племянника, Клавдий тут же выпил одну за другой чаши критского и массайского вина во славу Юпитера и Венеры и теперь клевал носом, забавляя присутствующих.

Мессалина рассматривала правильный профиль своего супруга, его красиво посаженную голову, увенчанную благородными сединами, дородное тело и думала, что если бы Клавдий всегда вот так сидел, застыв в одной позе, то выглядел бы вполне прилично. Но трясущаяся при ходьбе голова, подгибающиеся колени, визгливая, заикающаяся речь и парадоксальные высказывания, которыми Клавдий время от времени удивлял собеседников, портили благоприятное впечатление, складывающееся при первом знакомстве. Задремав, Клавдий свесил голову на грудь, а два императорских шута подобрались к жениху и проворно сняли с ног его сандалии, надев обувь на безвольно опущенные руки.

– Дядюшка! – давясь от смеха, окликнул родственника Калигула.