К тому моменту Валерия подарила мужу двух прелестных детей – сына Британика и дочь Октавию. К учителю Британика Сосибию она и обратилась за помощью. В одной из бесед искушенный в дворцовых интригах Сосибий как бы случайно указал императору на подозрительного богача, который, уж наверно, спит и видит, как бы свергнуть истинного цезаря и захватить римскую власть. Мнительный Клавдий, уже привыкший властвовать и трепетавший при мысли о возможном перевороте, тут же приказал привести к себе в покои Валерия Азиатика. А чтобы чувствовать себя увереннее, призвал и Мессалину.
И вот распахнулись двери покоев, и в кабинет вошла Мессалина. Клавдий даже зажмурился от поразившего его великолепия. Прозрачная кожа на бледном лице супруги порозовела, бирюзовые глаза потемнели в предвкушении мечты, готовой вот-вот сбыться. Шелковая стола цвета малахита очень шла к ее подобранным у висков рыжим кудрям, перехваченным лентой. При повороте головы всякий раз в ее огненных волосах вспыхивал серебряными лучами лунный серп. Обнаженные предплечья обвивали алмазы. За Мессалиной бледной тенью следовал Сосибий.
Прославленный полководец Азиатик уже стоял перед императором, ожидая допроса. Подстриженные в кружок волосы известного сибарита были завиты по последней моде, шерстяной плащ тонкого сукна спускался до самого пола, не скрывая пустой чехол от кинжала, который преторианцы отобрали при входе во дворец. Но, несмотря на это, держался задержанный храбро и виновным себя не признавал.
– В чем меня обвиняют? – спросил бравый вояка, устремив прямой взгляд на цезаря.
– В развращении воинов, кои, получая от тебя деньги, превращались в толпу разнузданных негодяев, – начал от дверей перечислять Сосибий. – Затем в прелюбодейной связи с Поппеей и, наконец, в недостойном мужчины разврате.
Обвинения были столь смехотворные, что в них усомнился даже Клавдий. Он обернулся на троне и, неуверенно глядя на Мессалину, прошептал:
– М-может, нам о-о-оправдать Азиатика?
– О да, конечно, мой государь! Непременно оправдать! – подхватила Мессалина и, обольстительно улыбнувшись повеселевшему мужу, вышла из покоев для того, чтобы через минуту привести с собой лучшего друга подсудимого, Виттелия, пожелавшего выступить с оправдательной речью.
– Ни в коем случае не дай подсудимому ускользнуть, – поучала Мессалина дорогой. – Ты, Виттелий, меня знаешь – я щедра в милости и страшна в гневе!