Мой брат Ральф, который теперь жил со мной на окраине Хэма, вернулся из Австралии с необычайной чувствительностью глаз из-за длительного воздействия яркого света, поэтому вне дома ему необходимы были дымчатые очки. Он не был загорелым, как типичный колонист, кожа его была необычайно бледна, но оказалось, что большую часть путешествия он был прикован к постели, а его преждевременная седина служила достаточным доказательством того, что суровая жизнь в буше подорвала его изначально крепкое здоровье. Наша хозяйка, которая баловала моего брата с первого же дня, была очень обеспокоена его здоровьем и хотела позвать местного доктора, но Ральф наговорил о врачах гадостей и изрядно напугал добрую женщину, строго запретив ей пускать доктора даже на порог. Мне пришлось извиниться перед ней за болезненные предрассудки и суровые речи «этих колонистов», но её не понадобилось долго утешать, она быстро смягчилась. Она с первого взгляда влюбилась в моего брата и была готова сделать для него, что угодно. Именно благодаря нашей хозяйке я впервые в жизни назвал его Ральфом, поскольку она начала, подражая мне, обращаться к нему как к господину Раффлсу.
– Нет, так не пойдёт, – сказал он мне тогда. – Это проблемное имя.
– Это всё моя вина! Должно быть, она услышала это от меня, – укоряя себя, сообщил я.
– Ты должен сказать ей, что Раффлс – это сокращение от Ральфа.
– Но оно же длиннее.
– Это сокращение, – настоял он, – и ты должен сказать ей об этом.
С тех пор я так много слышал о господине Ральфе – о том, что он любит и чего не выносит, о его предпочтениях и пожеланиях, о том, что он милый джентльмен – что частенько и сам называл его «стариной Ральфом».
Как я уже писал, это был идеальный коттедж и в нём наш усталый путешественник быстро окреп. Здешний воздух был не столь уж идеален – когда не шёл дождь, у нас был всё тот же знакомый лондонцам туман с ноября по март. Но здесь Ральф мог выйти подышать свежим воздухом не только по ночам, а велосипедные прогулки придали ему сил. Мы овладели ездой самостоятельно, и я никогда не забуду наши первые поездки через Ричмонд-Парк после полудня, по несравненной Рипли-роуд, когда мы уделяли этому целый день. Раффлс предпочёл велосипед Бистон Хамбер, меня вполне устраивал и Роял Санбим, но он настоял на том, чтобы шины у обоих были Данлоп.
– Похоже, это самый популярный выбор здесь. Я изучил всю дорогу от Рипли до Кобэма и самые частые следы были оставлены шинами Данлоп. Надо учесть, что у каждой марки свой особый рисунок и наши следы не должны выделяться среди прочих. Шины Данлоп оставляют отпечаток, похожий на гремучую змею, а Палмер оставляет тонкий след, как от телеграфного провода, но, несомненно, змея нам больше подходит.
Этот разговор состоялся зимой, когда в долине Темзы от Ричмонда и выше прокатилась волна краж со взломом. Писали, что воры всегда приезжали на велосипедах, но так ли это? Насколько мне известно, они иногда предпочитали ходить пешком, и мы с Раффлсом очень интересовались этой серией, а точнее, последовательностью успешных преступлений. Раффлс часто просил преданную ему домовладелицу читать ему свежие местные газеты, пока я был занят литературным трудом (а писал я много) в своей комнате. Мы даже сами выезжали ночью, пытаясь напасть на след воров, а по возвращении нас всегда ждал на боковой полке камина горячий кофе. Мы буквально сбились с ног, но густой ночной туман был как будто заодно с преступниками. Однако их успех был не столь частым, как говорили некоторые – особенно жертвы грабежей, которые потеряли больше ценностей, чем у них было. Часто уделом этих негодяев была неудача, а однажды – даже катастрофа, причём, по иронии судьбы, именно благодаря туману, который должен был им помогать. Я расскажу эту историю довольно подробно и, возможно, с некоторым удовольствием, в дальнейшем вы поймёте почему.
Нужный нам дом стоял на возвышенности у реки, мимо его крыльца проходила довольно длинная дорожка, входящая в одни ворота участка и выходящая через другие. Между воротами полумесяцем рос кустарник, слева от входа располагалась оранжерея, а справа – тропинка к чёрному входу и служебным помещениям. Там же находилось и окно кладовой, о котором я расскажу подробнее позже. Дом был резиденцией богатого биржевого маклера, который носил часы на толстой цепочке и казался подходящей добычей. На месте биржевого маклера я бы нашёл здесь пару недостатков. Дом был вполне заурядный, хоть и неплохой, а по соседству обосновалось военно-тренировочное заведение. Похожие учреждения часто открывают за городом. Юноши ходят в бриджах, курят трубки, за исключением субботних вечеров, когда они провожают друг друга домой с последними поездами. Мы не собирались шпионить за этими юнцами, но их повседневная жизнь и обычаи попали в поле нашего зрения. Собрав всю информацию, мы выбрали ночь, когда юнцы с наибольшей вероятностью будут спать.