Деннис Кондон, однако, не стал возражать, не отвел в сторону Морриса и Коннолли и не потребовал объяснений. «Я остался, если можно так выразиться, из вежливости и из дипломатических соображений». (Кроме того, он сохранил факт этого обеда в тайне, не сообщая о нем ни единому официальному лицу по меньшей мере еще десять лет.) Но остальные, сидевшие в тот вечер за столом, не получили от него ни поддержки, ни одобрения. Доев обед, Кондон ушел меньше чем через час после своего появления. Флемми был неприятно поражен. С его точки зрения, Кондон «не выглядел человеком, чувствующим себя неловко», и он искренне сожалел, когда тот ушел.
Минус один в компании.
Тем не менее в распоряжении Балджера и Флемми все еще оставались Коннолли и Моррис. Налили еще вина и приступили к обсуждению деловых вопросов.
Джон Коннолли, позже говорил Флемми, обеспечил их свежей информацией о том, каких контактов оба криминальных главаря должны избегать в своей преступной деятельности. Назвал нескольких полицейских осведомителей. Затем разговор перешел на приближающийся суд над мафией, пленки ФБР, возможные уязвимые места Балджера, и самое важное – соблюдение обещаний, данных когда-то агентами.
«Не помню, кто поднял эту тему, – рассказывал Флемми. – Мы волновались, потому что считали, что во время разговора о Принс-стрит наши имена непременно будут упомянуты в связи с криминальными делами. В то время я знал, что на пленках имелась запись разговора между Джерри [Анджуло] и Ларри [Дзаннино], они говорили о Джиме Балджере и обо мне. Я опасался, что в один прекрасный момент это будет использовано против нас, и спросил об этом Джона Морриса и Джона Коннолли. Но они ответили, что волноваться не о чем, потому что никто не будет предъявлять мне обвинений ни в чем, что может оказаться на этих пленках. Ну а раз уж мы обсуждали эти записи, разговор привел к обещанию, данному Джоном Моррисом мне и Джиму Балджеру».
Это заявление оказалось самым лучшим из всего обещанного им Моррисом и Коннолли раньше. Моррис, совершенно трезвый, несмотря на бокал с вином в руке, сказал: «Вы можете делать все, что угодно, если при этом никого не грохнете».
Флемми понравилось услышанное. «Я сказал Джону, ну, в смысле, говорю ему: “Джон, так давай ударим по рукам?” И он сказал: “Давай”».
«И мы пожали друг другу руки, и Джим Балджер тоже пожал ему руку».
Наконец-то пришло время шампанского.
Обед длился три часа. Балджер, Флемми и Коннолли уехали около половины одиннадцатого. Прежде чем отправиться в постель, Моррис навел в доме полный порядок.
Пусть Кондон и ушел слишком рано, не в силах наслаждаться таким важным вечером, но Балджер и Флемми все равно чувствовали себя превосходно. Гангстеры решили, что агенты ФБР дали добро на то, что у них получалось лучше всего: организацию преступлений.
«Я истолковал это именно так, – говорил позже Флемми о чудесной жизни, которую ему пообещали. – За исключением убийств, да, я думал, они могли дать нам такую гарантию».
По мнению Флемми, агенты вновь подтвердили свою политику поддержки группы, включающую полный перечень услуг: урегулирование неприятностей до возможного начала расследования, как они делали в прошлом – в случае с торговым автоматом «Мелотон», вымогательством у Фрэнка Грина, многими нераскрытыми убийствами, захватом винной лавки у Рейксов; информирование о прослушке, как они поступили в случае с гаражом на Ланкастер-стрит и, совсем недавно, с операцией «Бобы» от АБН; спасение их в случае возбуждения уголовного дела, как это было с прокурором Джеремайей Т. О’Салливаном и обвинением в махинациях на скачках; и наконец, если все остальное не поможет и Балджеру с Флемми в самом деле будет грозить официальное обвинение, обеспечение им хорошей форы.
Все выглядело так, будто на десятую годовщину их тайной сделки они снова повторили свои обеты. Балджер и Флемми вышли из-за стола, воспрявшие духом и полные сил. Ринг, возможно, и был непредсказуем и потому ненадежен, но они могли рассчитывать на Морриса и Коннолли. Но ни один из них тем вечером не сообразил, что другому Балджеру, Билли, тоже вот-вот потребуется дружественная рука в ФБР.
Глава 14. Оттенки Уайти
К 1984 году Билли Балджер прочно сидел во главе сената штата, управляя им уверенно и решительно, применяя политику кнута и пряника. А вот частную адвокатскую практику, которую содержал на пару с другом детства, игнорировал, кроме того, испытывал финансовые затруднения в обеспечении своего сумасшедшего семейства с девятью детьми. Он беспокоился из-за обветшавшей крыши дома, полного детей, переживал из-за трудностей в оплате их обучения. Опасался, что видавшая виды машина может заглохнуть на обочине, и жена Мэри, храбро возившая детей туда-сюда, окажется в сложном положении. Хотя в тот год он заработал что-то между 75 000 и 100 000 долларов, он словно плыл против течения, тратя денег больше, чем получал. В своих мемуарах Билли сетовал, что хотя еще и не обанкротился, но был «очень близок к тому».