Черная месса

Другая часть законопроекта требовала, чтобы город продал пять парковочных комплексов, в том числе тот, что стал частью проекта Брауна. Гаражи не выставлялись на аукцион для получения за них высшей цены, но были просто переданы городской администрации, в отдел реконструкции и перестройки, а уж тот мог продать их застройщикам, как пожелает. Это был «закрытый цех», а Балджер принимал непосредственное участие в планировании процесса.

После того как Уайт с Балджером ударили по рукам, Браун и его партнер, выдающийся архитектор, получили преимущественное право на застройку Стейт-стрит. У архитектора имелось одобрение бостонского союза архитекторов, а Браун владел большей частью земли. Затем к Брауну обратилось доверенное лицо Уайта, бывший генеральный прокурор Массачусетса, Эдвард Маккормак. Маккормак запросил непомерную долю в предприятии в обмен на предложенную им услугу – присматривать за «правильной» работой мэрии. Когда его предложение отклонили, Финнерти внезапно обнаружил, что превратился в малоизвестного адвоката с невысокими гонорарами.

К тому времени, как Финнерти начал переговоры, надеясь получить кусочек небоскреба, он был адвокатом по уголовным делам без какого-либо опыта работы в сфере недвижимости. Переход настолько рискованный, что в Бостоне мало кто на него решался. Эти две юридические специальности требовали слишком разных умений – неброская учтивость против непримиримого заступничества. Финнерти, бывший окружной прокурор, вел себя грубовато, в традициях Южного Бостона, и имел мало общего с вышколенными юристами из фирм «высшего дивизиона», которые обычно и занимались застройкой и развитием даунтауна. В период между концом 1983 года и февралем 1985 года Браун месяцами водил Финнерти за нос, не говоря ни да, ни нет, проталкивая свой проект в мэрии и ведя пустые разговоры.

Когда Финнерти понял, что Браун самостоятельно устремился к финишной прямой, переговоры сделались более интенсивными. Браун сдался в 1985 году, согласившись «купить» самопровозглашенный пай Финнерти, которого никогда не существовало, за сумму примерно в 1,8 миллиона долларов. Финнерти ни разу не появился ни на одном слушании по поводу проекта или его развития, не представлял он интересов Брауна и тогда, когда другой застройщик предъявил тому иск по поводу высоты административного здания.

Тем не менее Финнерти в июле депонировал свой первый взнос в банк в размере 500 000 долларов. Затем Билли и Томми, два старых друга по Олд-Харбору, быстро поделили между собой 450 000 в августе и еще 30 000 в октябре. Но месяц спустя для Балджера наступила расплата. В ноябре Большое жюри предъявило Брауну обвинение в подкупе городского инспектора и «других официальных лиц». Балджер вернул деньги в траст через три дня, назвав это возвратом займа.

К тому времени, как в 1988 году эти денежные операции стали предметом публичного скандала, Финнерти окончательно перестал притворяться адвокатом по недвижимости в большом проекте. Он сказал, что присоединился к коллективу разработчиков Брауна для придания проекту респектабельности, используя свои связи в правоохранительных органах, чтобы никто не вспоминал о былом сотрудничестве Брауна с поджигателями. Респектабельность он оценил в 1,8 миллиона долларов и фактически возбудил иск против Брауна, чтобы получить эти деньги.

Но землевладельцу хватило нескольких недель общественного возмущения по поводу сделки, чтобы пойти на попятный и закрыть вопрос с иском. Браун назвал это практичным решением, чтобы в конечном итоге заплатить меньше. «Я бизнесмен, и не мое дело заниматься расследованиями», – заявил он и больше никогда не произнес ни слова на эту тему.

Несмотря на дерзость его гражданской позиции, скандал вокруг небоскреба на Стейт-стрит, 75, оказался для Балджера тяжелым испытанием. Когда общественное негодование достигло апогея, на президента сената напал «черный пес меланхолии». В конце 1988 года он вышел из Капитолия и отправился в парк Бостон Коммон, где мрачно опустился на скамейку. Он смотрел, как люди на соседних скамейках едят свой ленч, и, погрузившись в свои безутешные мысли, вдруг разозлился на безразличное отношение общественности к неправомерному поведению СМИ. Он думал: «Неужели эти люди, что ходят по улицам или дорожкам в парке… не видят, что творят городские газеты?» Впрочем, это настроение быстро прошло, стоило ему понять, что у незнакомых людей нет никаких причин переживать из-за его проблем. Тоска улеглась, и он вернулся в свой кабинет «легкой походкой, готовый ко всему, что его ждет».

Билли Балджер дал письменные показания, где утверждал, что занял деньги у Финнерти, не зная об их происхождении. Со временем его версия того скандала стала общепризнанной частью его агрессивного имиджа в Южном Бостоне. Снова Билли Балджер дал отпор чужакам, а газеты подвергли его за это преследованию. Как всегда, он одержал над всеми верх.