Черная метка в паспорте [сборник]

– Тихо, только молчи, – и в два прыжка преодолел освещенный пятачок под фонарями.

В спасительной темноте окраины он с облегчением вздохнул, нащупал мягкую ладошку и крепко перехватил:

– Идем, нам надо найти участок полиции. Я не буду драться один против двоих без оружия. В этом нет смысла, они повели себя плохо и ответят за это.

Гуров замолчал, поглядывая на скрытое в сумраке лицо мальчика. Все-таки Лев Иванович говорит о его матери. Неужели мальчугану не жалко Надежду? Они молча шагали по краю дороги в сумраке, так, чтобы свет фонарей не выдал их. Каждый вслушивался в звуки и оглядывался то и дело назад, нет ли погони. Первым из подъезда выскочил Сладкевич, он заметался по парковке, а потом ринулся в свою машину. Фары разрезали темноту, автомобиль крутанулся вокруг дома, промчался по дороге, а потом начал петлять, вырывая включенными фарами куски темноты.

У Сережи задрожала рука, а кожа мгновенно стала влажной:

– Бежим, надо бежать. Он найдет нас сейчас!

Почти одними губами Лев прошептал мальчику:

– Не бойся, больше меня не обмануть. Я не дам тебя в обиду.

Он вдруг потянул мальчишку за собой к невысокому двухэтажному зданию с полуоблупившейся надписью «Шиномотнаж». Опер снова перехватил детское тело:

– Обхвати за шею руками.

Сережа послушно сомкнул кольцо вокруг шеи, а ногами обнял талию мужчины. Со своим грузом Гуров взобрался сначала по груде наваленных шин, потом перелез на невысокий навес, под которым стояли автомобили. Еще одно усилие! Они с мальчиком оказались на крыше строения вовремя. Желтые лучи пронзили воздух в нескольких метрах, тут же к ним присоединился сноп света из мощного фонаря в руках Надежды. Женский голос ласково позвал:

– Сережа, сынок, ты где? Сережа, отзовись, я не буду ругаться. Ты здесь? Выходи!

Рядом взвизгнул Сладкевич:

– Чертов щенок, он сбежал!

Хвалова влепила ему звонкую пощечину:

– Заткнись, истеричка! Твой труп ожил и сбежал, прихватив моего сына! Где теперь их искать?!

– Да как он мог освободиться, как? – Павел ошарашенно водил взглядом по горке из сваленных шин. – Я же обыскал, а потом связал его. Откуда у него нож?

Хвалова стукнула сообщника с размаху кулачком:

– Да перестань ты ныть. Давай в машину снова, объезжай вокруг дома, потом обыщи двор. Я вдоль дороги пойду. Он не мог далеко уйти. Не мог!

Но Сладкевич в панике схватил ее за запястье:

– Надо валить быстрее! Быстрее. Гуров сейчас вызовет ментов, нас будут искать. Я же тебе говорил!

Надежда вцепилась сильными пальцами ему в отвороты куртки и тряхнула что было силы:

– Да он наверняка лежит без сознания сейчас где-нибудь неподалеку. Ты просто трус! Он не сможет после удара по голове, и не первого, как ты помнишь, далеко уйти.

– Если нет, если нет? Надо бежать прямо сейчас. – Павел в ужасе выхватил телефон и швырнул его в кусты. – Нас выследят по сигналу телефона. Быстрее, бери все ценное – и валим отсюда.

Он схватил женщину за руку и потащил обратно к дому. Та переругивалась с ним:

– Но Сережа, что с ним? – и все же прибавляла и прибавляла шаг, подчиняясь охватывающей панике.

Они шли быстрее, ругаясь на ходу, а Гуров с каждым метром дышал свободнее. Они спасены! Внезапно он понял, что Сережа свернулся в комочек рядом с ним и трясется в беззвучных рыданиях. Опер положил руку ему на плечо, мальчик поднял мокрое от слез лицо и прошептал горько:

– Она бросила меня, мама меня бросила.

Лев возразил:

– Ты ведь и сам не хотел возвращаться.

Сережа сел и обхватил себя руками, сдерживая дрожь во всем теле. На лице, еще несколько часов назад детском и открытом, теперь лежала тяжелая печать мрачного разочарования. В этот момент он выглядел совсем взрослым и был абсолютной копией отца. Гуров, когда принес куртку, забытую в приюте, сразу увидел его сходство с Сергеем, особенно в болезненной гримасе от крика Надежды. Сквозь всхлипы мальчик выдавил:

– Я хотел, я думал, что вы сможете отвести меня к папе. Я не хотел уезжать. Я не хотел, чтобы родители жили отдельно. Папа звонил мне часто и обещал, что скоро вернется. Я ждал его каждый день. Даже в приюте ждал, что меня заберет отец, потому что я знаю – он меня любит? и я ему нужен. Мама любит только деньги, я ей не нужен, не нужен, я всегда знал.

Гуров обнял его за плечи и присел рядом. Он уже никуда не спешил, через пару сотен метров горели огоньки круглосуточного магазина. Ему достаточно будет десяти минут, чтобы этот город взяли в кольцо и перехватили испуганных беглецов. Куда важнее было теперь разделить взрослое горе маленького мальчика, его бесконечную потерю.

Дождавшись, когда Сережа затихнет после приступа плача, опер спросил:

– Почему ты мне помог?

Этот вопрос он так хотел задать его отцу, и теперь точная копия Сергея Афанасьева, с таким же недоумением и растерянностью на лице, дала, наконец, ему ответ: