Черная метка в паспорте [сборник]

– Неправильно убивать людей, так нельзя. Я не хотел, чтобы мама попала в тюрьму. Это все этот полицейский, дядя Паша. С тех пор как он стал приезжать к нам в гости, мама стала такой злой. Она постоянно кричала на меня, уезжала куда-то надолго, приезжала вся грязная и очень поздно. Она думала, что я не видел ничего, но я не спал. Раньше она говорила, что мы снова будем жить вместе с папой, просто переедем в другой город, – мальчишка тяжело вздохнул. – Я знаю, что говорят про моего отца. Что он обманывал женщин, убивал их, отнимал их деньги. Мама меня даже в другую школу перевела, а потом вообще на домашнее обучение, чтобы в школе никто не догадался и не издевался надо мной. Только я не верю, это ошибка. Мой папа не такой, он очень, очень добрый. Он все для меня делал, купил компьютер, ролики и телефон, велик. Он очень хороший, хотя мама его теперь и ругает. Она постоянно повторяет, что я весь в отца. Разве это плохо?

Лев потрепал мальчика по плечу:

– Ты поэтому оставил себе его фамилию? Она была написана на джинсовой куртке, которую я тебе вернул. Я даже не сразу понял, что она твоя. Сергей Афанасьев.

Сережа кивнул. Гуров крепче обнял его:

– Твой отец – хороший человек, как и ты. Он спас меня от смерти, а теперь второй раз ты спас. Просто он немного ошибся, так бывает со взрослыми. Мы делаем ошибки, главное – потом их вовремя исправить.

Тот вздрогнул всем телом:

– Они говорили правду в той комнате? Мама и дядя Паша? Про убийства и что… что… мой отец… он… – он не в силах был выговорить правду, которая горьким комком встала в горле.

И за него это пришлось сделать Льву Гурову, как бы страшно и больно ни было сейчас этому резко повзрослевшему ребенку, и все же он имел право знать правду о своем отце. Чтобы не сделать те же ошибки, исправить то, что испортили взрослые своими поступками.

Опер крепко обнял мальчика, так что стриженая макушка почти скрылась под его ладонью. И с трудом произнес:

– Мне очень жаль, твой отец мертв. Он ни в чем не виноват. Я докажу это, ты сможешь с гордостью носить его имя.

Трясущимися губами мальчик прошептал:

– Я вам верю, – и вдруг собрался, снова мгновенно стал взрослым, задавив свое горе глубоко внутрь. – Нам надо спускаться. Идемте вызывать полицию.

Они, помогая друг другу, спустились тем же путем и снова зашагали по пустой дороге. Лев Гуров старался шагать медленнее, чтобы Сережа успевал за ним в такт. Ноги отсчитывали шаги до желтых окон магазина, грудь теперь дышала легко и свободно, а в руке лежала доверчиво теплая детская ладошка.

Петля для сыщика

Пролог

Уже вторые сутки Марина не вставала с постели. У нее был жар и слабость, но не те, которые бывают при простуде или какой-то другой болезни, а вызванные стрессом, а если говорить вернее – страхом. Марина боялась встать, боялась выйти на улицу, боялась позвонить кому-нибудь по телефону. Сотовый она вообще отключила. Потому что боялась, что ей волей-неволей придется отвечать на звонки и читать СМС-сообщения.

«Наверняка меня уже потеряли и ищут», – сквозь дурноту и вязкую дрему, образовавшуюся у нее из-за слабости, думала Марина.

– Не хочу, – прошептала она сухими, спекшимися от жара губами. – Не хочу, чтобы меня нашли. Никто. Ни папа, ни Артем, ни они. Как страшно…

Марина беззвучно заплакала. Слезы катились по ее бледным щекам, и ей казалось, что кто-то проводит по лицу раскаленным лезвием, и это кровь, а не слезы текут у нее из глаз. Она уже не помнила, когда ела в последний раз, но голода не ощущала. Только жажду. Вода в бутылке, которая стояла на полу возле кровати, закончилась сутки назад. Но Марина не хотела вставать. Шторы в комнате были плотно задернуты, и только по неяркому свету, просачивающемуся через толстую ткань, она могла догадываться, что на улице не ночь и не день. Но утро это было или вечер – этого она точно не знала, потому что практически все последнее время находилась в полусне, полузабытьи и потеряла счет времени.

– Я так виновата перед всеми, – снова чуть слышно зашептали ее горячие губы. – Артемчик, папа, простите меня. Я так больше не могу. И мне, и вам будет лучше, если я уйду. Все наладится само собой, если меня не будет. Но как же мне страшно…

Марина пробовала вспомнить хотя бы одну утешительную молитву из тех, которым когда-то учила ее бабушка, но голова совершенно не хотела ничего вспоминать и отказывалась мыслить разумно. Да и какая уж тут может быть молитва, если она готовилась совершить самый большой грех в глазах Бога – убить себя. Ей было страшно, но другого выхода она не видела.

С трудом спустив ноги с постели, девушка подняла валявшуюся у изножья кровати пластиковую бутылку и пошла с ней на кухню. Немного постояв и словно бы соображая, что нужно сделать дальше, она открыла кран и набрала половину бутылки холодной как лед воды. Словно зомби, на автомате, закрутила кран и, развернувшись, снова направилась в спальню.