Черная моль [CB]

— «Мы просто хотели уехать, сэр!» С пушками? Когда это пушки помогали уезжать? И куда вы хотели уехать?

— Калифорния, — отвечает старший. — Слушай, давай мы просто выйдем в эту дверь.

— Я же тебя не держу. Выходи. Только маску, — плешивый наступает на маски, валяющиеся на полу, — оставь. Иди!

— Мужик, ты хочешь, чтобы нас убили?

— Я тебя сюда не звал. Это раз.

Плешивый берет фальшивый пистолет за ствол и с размаху бьет черного рукояткой по лицу:

— Это два.

Женщина сзади вздрагивает и закрывает глаза.

Черный со стоном падает вдоль стены.

* * *

В спальне после ухода медиков едко пахнет лекарствами. Елена открывает окно и садится на постель к мужу, поправляя ему одеяло:

— Не замерзнешь?

У графа черные тени под глазами и пот на лбу. Он разлепляет губы и произносит еле слышное:

— Прости…

— За что, милый? — грустно улыбается Елена, — ты всего лишь человек.

Она отводит глаза в сторону. Улыбка пропадает с ее лица.

* * *

— Вот теперь поговорим, — плешивый, разгоняя себя, ходит взад и вперед перед избитыми в кровь подростками, помахивая пистолетом. — Где прячутся остальные? Сколько их? Куда именно в Калифорнию вы собирались ехать? И не вздумай мне врать!

Он подходит вплотную к младшему, замахивается. Старший тянет руку, чтобы защитить брата, но рука очевидно сломана. Младший закрывается рукой. Лицо плешивого над ним как в тумане.

— ГОВОРИ! — орет плешивый и падает на него.

Женщина стоит сзади с кухонным молотком в руке.

— На, держи, — говорит она, протягивая молоток младшему. Тот машинально хватается за ручку и тут же роняет молоток на пол, отползая назад к стене.

— Теперь бегите.

Младший поднимает старшего, вдвоем они ковыляют к двери.

— Эй! — они оборачиваются. — Вы забыли своих президентов!

* * *

Елена заходит на огромную пустынную кухню.

За длинным деревянным столом с пятнами замытой крови в тусклом свете заката сидит Абу Ахмет, положив руки перед собой на столешницу.

— Вас никто не видел?

— Не беспокойтесь, я умею быть незаметным. Все ушли.

Елена открывает винный шкаф, достает бутылку Бароло, неторопливо открывает, ставит на стол два бокала. Ахмет меланхолично отмахивается. Елена пожимает плечами, наливает себе и пьет.

— Вино вашего мужа?

— Да.

— Как он?

— Очень болен.

— Сочувствую, — он смотрит ей в глаза, она отвечает спокойным немигающим взглядом.

— Вы знаете такую пословицу — когда в Стамбуле стригут ногти, в провинции отрезают пальцы?

Елена отрицательно мотает головой.

— Мы думали, что уничтожили гидру. Но у гидры много голов. Слишком много. И теперь эти головы поднимаются одна за другой.

— А вы их режете.

— Мы их режем. Но вот в чем штука. Не знаешь, где они вырастут снова.

— Я устала. Можно без метафор?

— Знаете, как у нас говорят — если ты любишь метафоры, ты вышел из ислама. Субхана ллахи! Я хотел вас спросить, какие планы у друзей вашего мужа на самое ближайшее будущее.

— Что ж, я могу только сказать, что в последнее время среди его друзей стало гораздо меньше англичан, зато прибавилось французов и немцев. Кажется, я видела генерального директора BASF на той неделе. Он обсуждал проблемы обучения персонала с канцлером Ордена.

— Любопытно.

— Разве Питер не рассказывал вам?

Абу Ахмет улыбается и подергивает пальцами бородку.

— Когда он пришел к вам, Ахмет?

— У меня есть друзья среди суфиев. Они рассказали мне про новый халифат с саудитами. Фейковый халифат. Героиновый халифат. Я сам пришел к нему. Он очень обрадовался. Как все неофиты, Питер был до крайности жаден. Но ведь золото и серебро в могилу не унесешь.

— Вы и серебро? Что-то не верится.

— В любом случае, он помог мне в одном деле, о котором мы с вами говорили тогда.

— Так это была проверка?

— Я хитрый, Елена, — снова улыбается, — простите меня за это.

Она кивает.

— Вы знаете кого-то по имени Никколо? — спрашивает он. — Такой… иезуит.

— Никогда не слышала.

— Пожалуй, налейте мне немного, — говорит Абу Ахмет, глядя в окно на багровые закатные полосы.

Некоторое время они сидят молча.

— Очень скоро начнется большая война, — говорит Ахмет. — Пока что идет резня. Она идет в Сирии, она идет в Штатах, она идет и здесь, за стенами вашего дома. Но это резня. Война это совсем другое, война означает долгие годы лишений для большинства людей. А люди так привыкли к комфорту, им кажется, они родились для счастья… понимаемого как обилие дешевой пищи и доступного секса. Временами я смотрю на все эти… тела… жирные тела, мускулистые тела, молодые и дряблые тела… И понимаю, что никакого духа в них нет, и воевать им не за что. Но воевать они будут. Мы заставим. У вас были дети?

— Нет.

— А вы хотели бы?

— Вы сегодня задаете странные вопросы.

— Сегодня убили моего сына.

— Как?

— Простите. Сегодня, то есть в этот день. Много, много лет назад. Он был воином и умер как воин.

Елена молча наполняет бокалы.

* * *

Уже ночь. Абу Ахмет поднимается, чтобы уйти.

— Да, кстати, — как будто что-то вспомнив, говорит он, — вы знаете, что Питер не убивал Паоло?

— Нет? — Елена безразлична.

— Нет. Он тоже был хитрый. Не такой, как я. Он использовал вашего знакомого по России. Чтобы запачкать. Вы, наверное, помните. Логан.

— Логан… здесь? В Риме?