Черная моль (сборник)

– Понятно. Твоя рекомендация, конечно, много значит, – улыбнулся Геннадий и задумчиво спросил: – Вы на обед когда закрываетесь?

Сенька взглянул на часы.

– Через двадцать минут.

…Геннадий зашел в мастерскую ровно через двадцать минут. Из окошечка в перегородке высунулась седая голова Михаила Марковича. Близоруко щурясь, он сказал:

– Извините, пожалуйста, но у нас начинается обед. Очень прошу зайти через час.

– Мне надо поговорить с вами, Михаил Маркович, – понижая голос, сказал Геннадий, – и без свидетелей.

Он протянул свое удостоверение.

Михаил Маркович растерянно заморгал, потом нащупал в кармане старенького пиджака очки и, не надевая, приложил их к глазам.

– Ради бога, чем могу быть вам полезен? – прошептал он.

– Я вас провожу домой и по дороге все объясню.

– Понимаю. Очень хорошо вас понимаю, – закивал головой старик.

Они вышли на улицу. Михаил Маркович, низенький, худощавый, еле поспевал за своим спутником. Из-под старенькой шубы виднелся синий халат, седые волосы разметались по ветру. Геннадий убавил шаг и неожиданно спросил:

– А где ваша шапка, Михаил Маркович? Так можно и простудиться.

– Ах, боже мой! Моя шапка. – Старик растерянно схватился за голову. – Она, конечно, осталась в мастерской. Уверяю вас, она там! Это очень, очень неприятно! Вы знаете, что теперь скажет Соня? Это моя жена… Она, конечно, скажет: «Ну, вот…»

– Ничего, Михаил Маркович, не волнуйтесь, – с улыбкой перебил его Геннадий. – Вы с самого начала скажите, что приехали на машине. Я вас сейчас отвезу. Кстати, там и беседовать будет удобнее.

Когда они подъезжали к дому, где жил Михаил Маркович, старик взволнованно произнес:

– Это просто невероятно! Мне сейчас стыдно смотреть в глаза вам, Соне, всем. Столько лет морочить голову можно только такому старому ослу, как я. Вы, конечно, не поверите, но Соня всегда именно так мне и говорит.

– Нет худа без добра, – улыбнулся Геннадий. – Зато теперь вы можете нам очень помочь.

– О да! – с воодушевлением откликнулся Михаил Маркович. – Теперь-то я вам, конечно же, помогу!

– Вы бывали у него дома?

– Или нет! Последний раз это было месяц назад. Отвез ему одну вещицу.

– По какому адресу?

Михаил Маркович, не задумываясь, назвал адрес. Геннадий насторожился. Это был совсем не тот адрес, по которому официально проживал Плышевский.

– Вы не ошибаетесь?

– То есть как это «ошибаетесь»? Я даже знаком с его супругой.

– Супругой?

– А что? Даже такой подлец тоже может иметь супругу.

– Так, так. А кого из его последних знакомых вы знаете?

– Знакомых? Одну минуту. – Михаил Маркович задумался, потирая лоб тонкими, жилистыми пальцами. – Вот, скажем, я делал по его заказу очень теплую надпись одной гражданке ко дню рождения. Ее звали Мария Павловна. А фамилия… Как же была ее фамилия?… Жохова… Жехова…

Геннадий заглянул в записную книжку.

– Жерехова?

– Да, да, совершенно верно! – обрадовался Михаил Маркович.

– А текст вы, наверное, уже не помните?

– Извиняюсь! – обиженно возразил старик. – Что, что, а свои надписи постоянным клиентам я помню абсолютно все. Я даже помню самую первую, которую я гравировал по просьбе этого… этого типа на золотой пластинке для сафьянового бювара: «Дорогому и верному другу Оскарчику на память о прошлом и как залог на будущее».

– Кто же это такой Оскар?

– Минуту, минуту! Ему была еще одна надпись. Когда же это, боже мой?… Ага! Осенью сорок шестого. Надпись такая: «Другу и великому адвокату от вечно признательного». Вот так.

– Адвокату… – задумчиво произнес Геннадий. – Осенью сорок шестого… Интересно. Оказывается, даже такой осторожный человек тоже имеет свои слабости – эти надписи. Кстати, последняя, на золотом портсигаре, вы знаете, кому адресовывалась?

– Некоему Свекловишникову, «другу и сподвижнику», обратите внимание. – Михаил Маркович многозначительно поднял палец. – Ну-с, потом были надписи дочке, супруге, ее брату…

– Погодите, погодите, Михаил Маркович! Давайте по порядку. Значит, дочке. Вы ее видели?

– Нет. Она с отцом не живет.

– Да ну?

– Так он мне сказал. Хотя теперь я уже ничему не верю.

– М-да. Ну, а супруга, кто она, как ее зовут?

– Роза Кондратьевна. Очень молодая особа. Я бы сказал, недопустимо молодая, если уж на то пошло. В дочки ему годится. К тому же актриса.

– Ну, а это откуда вам стало известно?

– Как по-вашему, у меня есть глаза или нет? Афиши висят по всей квартире.

– Тогда понятно. А ее брат, кто он?

– Тоже, извините, артист. Петр Словцов. Надпись была такая: «Талантливому актеру и верному другу».

– Так, все это ясно. А скажите, Михаил Маркович, вот что. Если прикинуть в среднем за год, то на какую сумму потянут все эти подарки, как вы полагаете?

– Гм… Признаться, не задумывался. Но попробуем…

Старик откинулся на спинку сиденья и, бормоча что-то, стал загибать пальцы.

– Значит, считать все? – через минуту переспросил он. – Даже скромный серебряный портсигар соседу по дому?

– По дому? – опять насторожился Геннадий.

– А что особенного? Если есть квартира, то есть и соседи, я полагаю. Надпись такая: «Александру Яковлевичу, доброму соседу, с пожеланием здоровья и успехов». Значит, считать?

– Да, конечно.

– Очень хорошо.