Черная моль (сборник)

При этих словах Клим вздрогнул и с тревогой посмотрел на Геннадия.

– А что с ней?

– Мне кажется, что с ней плохо, Клим, – просто ответил Геннадий, – очень плохо. Вам это не кажется?

Клим ответил не сразу. Лицо его стало суровым, брови сошлись на переносице, между ними залегла глубокая складка.

– Если хотите знать, – медленно проговорил он, – то мне тоже так кажется. Не могу только понять, в чем тут дело.

– Мы разберемся в этом деле, Клим. Можешь нам это доверить, – с особой теплотой сказал Геннадий. – Мы очень осторожно разберемся. Извини меня, но я слыхал, что эта девушка тебе нравится. Верно?

– Это не меняет дела.

– Конечно, не меняет. Но…

– Я все равно скажу все, что знаю, – хмуро и решительно произнес Клим. – Так полагаю, что ей помочь надо. Не конченая она.

– Правильно. Поэтому, мне кажется, ее и должна мучить совесть.

– А думаете, не мучает? Еще как! И вообще жизнь у нее криво пошла. Уж я-то знаю.

– Вот-вот, Клим! Ты и расскажи мне о ее жизни.

Клим долго молчал, пристально глядя в одну точку на полу. Было видно, что нелегко ему приступить к такому рассказу.

Наконец он глубоко вздохнул, потом достал пачку «Прибоя» и неторопливо закурил. Руки его при этом чуть заметно дрожали.

– Ну, что ж. Валяйте, пишите.

– Да нет, я так послушаю.

– Ваше дело. Значит, про Лиду могу сказать вот что.

И опять Клим, в который уже раз за последнее время, должен был ломать себя и внутренне удивляться этому. Разве раньше он стал бы вмешиваться в чьи-то дела, рассказывать, может быть, во вред человеку, правду о нем? И не где-нибудь, а в милиции. Да ни за что! «В чужие дела не привык соваться», – ответил бы он, а про себя еще, может быть, и добавил: «Вам скажи, хлопот потом не оберешься, затаскаете». А сейчас рассказывал он эту правду – подозрительную, трудную, опасную – не о каком-то постороннем человеке, а о самом, может быть, дорогом и желанном – о Лиде. И правда эта могла принести ей большие неприятности. Но Клим был уверен, что только так можно помочь Лиде, только так можно снова вывести ее на честную дорогу.

Клим говорил отрывисто, с плохо сдерживаемой болью. Вся любовь его, все сомнения и надежды – все было в этом рассказе, все незримо стояло за скупыми фактами, которые он сообщал, хотя сам Клим и не замечал этого.

Когда он наконец кончил, Геннадий сказал:

– Да, что и говорить, досталось ей. Много вы тут проглядели, – и, помолчав, спросил: – Вот ты сказал, что задержали ее тогда в проходной. А кто именно задержал?

– Перепелкин, кто же еще!

– Ну, и нашли у нее что-нибудь?

– Не знаю. Не интересовался. Отношения у нас тогда были еще, как бы сказать, не налажены. Думать о ней, и то боялся.

Клим сконфуженно усмехнулся.

– Понятно. Значит, это было в середине ноября. Выходит, месяца два назад?

– Выходит, так.

– За два месяца многое могло случиться, – покачал головой Геннадий. – А вот, между прочим, как к ней начальник ее цеха относится, Жерехова, не знаешь?

– Сначала все придиралась, кричала. Я еще тогда к Лиде в цех заходил. Ну, а сейчас, говорят, утихла. Лида даже вроде в любимицы попала.

– В любимицы? Это интересно…

После ухода Клима Геннадий еще долго сидел за столом, куря одну сигарету за другой.

Что ж, теперь он многое знает о Голубковой. И все-таки оставалось еще что-то неясное. Геннадий все еще не мог решить, как вести разговор с этой девушкой.

Наконец он понял: надо самому увидеть эту Голубкову, и не в кабинете, а в обычной для нее обстановке: среди людей, с которыми она работает, – увидеть такой, какой она бывает каждый день, какой знают ее на фабрике.

Посещение фабрики ни у кого не могло вызвать подозрения, так как там уже побывали сотрудники милиции и приезд еще одного не должен был никого насторожить, а тем более спугнуть.

Машина Ярцева притормозила у ворот фабрики, и водитель уже собирался посигналить, когда ворота вдруг распахнулись и оттуда медленно выехала грузовая машина. К ней подбежал высокий худой парень в распахнутом пальто, длинные волосы его разметались на ветру. С игривой усмешкой он крикнул, обращаясь к сидевшей рядом с шофером немолодой широколицей женщине в надвинутой на лоб шапке из серого каракуля:

– По накладной проверять не будем, Полина Осиповна?

– Очумел? – с хрипотцой рассмеялась та и властно бросила шоферу: – Трогай!

Парень махнул им вслед рукой и тут только заметил машину Ярцева.

– Вам, товарищ, куда?

Геннадий давно уже узнал в парне Перепелкина.

– К вам. Из МУРа, – коротко ответил он, протягивая удостоверение.

– Минутку, – засуетился Перепелкин. – Только доложу начальству. Одна нога здесь, другая там. Как в кино. Значит, товарищ Ярцев, да?

– Точно.

– Айн минут.

Перепелкин исчез в воротах. Геннадий усмехнулся, потом вынул из кармана блокнот, на чистом листке записал номер грузовой машины и рядом: «Полина Осиповна». В его деле все могло пригодиться. Вскоре появился запыхавшийся Перепелкин, все так же без шапки, в расстегнутом пальто.

– Прошу, товарищ Ярцев. Тихон Семенович вас ждет, – сказал он, наклоняясь к стеклу машины и стараясь получше разглядеть Геннадия.