Читаем Черная молния. Тень буревестника (СИ) полностью

— Спасибо не надо, — улыбнулся я, — у меня лишних денег нет.

— Да я теперь так похожу, если надо, а проезд у меня бесплатный, по проездному, — смутился Сеня, — вы ко мне нормально, вот угощаете, разговариваете, пьем вместе…ну по человечески относитесь так и я… А кстати почему? Зачем вы меня к себе пригласили?


Зачем? Сразу вот так трудно это объяснить. Я ведь в годах уже, жизнь не мед была, в людях разбираться научился. Вижу то, что ты Сеня не видишь. Ты все по отцу убитому тоскуешь, вот и смотришь как будто примериваешь на меня его форму, поговорить хочешь, ответы на вопросы по жизни тебе нужны. Только я не он. И ответов на твои вопросы у меня нет. Ты вырос Сеня, самому пора отцом становится. Или ты им уже стал? Может это ты заменил отца своим плямяшам? Встал вместо братана сидящего на северной зоне, за то что он в кулачном бою не дал себя избить. В своей семье ты заменил павшего солдата обугленного войной, на которого никто и не подумал распространить закон милосердия. Вот поэтому я тебя и пригласил в свой номер, который на время командировки стал моим домом.


— Да так, — ответил я на его вопрос, — просто поговорить захотелось.

— А… — успокоено сказал Сеня и покраснев спросил, — можно я еще налью, чего-то хреново мне стало, душа горит.

— Наливай.

— А вам?

— И мне тоже.

Мне тоже часто хреново бывает. И душа иногда горит, только все реже и реже. Наливай сынок, выпьем. Только помни, пойлом душу не зальешь, даже если это коньяк «Hennessy».

— … нас презирают, эти…псами зовут, начальнички за людей не считают, чуть что: вон. До выслуги, до пенсии из рядового состава никто не дотягивает… постоянно усиления, давай показатели: штрафы, задержания, рапорты, протоколы… текучка в личном составе большая. Давят нас со всех сторон, а другой работы, нет. Дома в поселке теперь одни старики да малые дети с матерями остались, все остальные на заработках кто где. Вы думаете мы ничего не видим не понимаем? Что нам все по… так нет. Страна то одна, дом один и он рушится, все продано, а что не купили то прогнило. Этих которые приехали, их не тронь, а то посадят. И вовсю наших ребят сажают. А наши начальнички из их мисок сахарные косточки жрут, ненавидят их, бояться, но жрать все равно жрут, аж косточки хрустят. Нам добавки к окладам? Да смех один, одной рукой добавят, а двумя все норовят в карман залезть. Что бы нам заплатить, у наших же жен и детей отбирают. У нас все злые ходят, особенно когда одно усиление еще не отменят, а другое уже объявляют. Все усиляемся и усиляемся, нормальной службы давно уж нет. У меня напарник, ну вы его видели. Вот он одному при задержании орёт: «Вы суки, когда все выйдете, вы когда толпой пойдете и все подожжете? Может хватит только п…ть на митингах?!» У всех уже наболело.

— Не думаю, что так уж и наболело, — хмуро возразил я, — пока диваны под жопой гореть не начнут, никто и не почешется, а если выйдут, то твой напарник, как и ты кстати, их же дубинками и будете бить. Прикажут, стрелять будешь. Что не так? Другой работы все равно нет. Твои слова?

Семен морща лоб молчал, я рассматривая бутылку на столе, тоже. Коньяк уже почти выпит только на донышке чуть влага плещется и еще плещется в номере недобрая тишина. Зря я наверно с утра выпил, теперь весь день насмарку, выпившим я по улицам чужих городов никогда не хожу. Да и вопросы Сене зря задаю, зачем? я же знаю ответ: Будут они стрелять будут. Своя рубашка ближе к телу и умри ты сегодня, а я завтра.

— Вы этим вот что передайте… — прервал молчание Сеня.

— Я никого не знаю, — сразу насторожился я, — я же из глухой провинции приехал, в столице знакомых нет, в суд с суда вот и все мои дела.

— Вы не знаете, зато теперь вас наверняка знают, — отмахнулся Сеня и тяжело встал с кресла, — если еще чего будите писать, то напишите: Хоть и жру говно, но вкус хлеба еще не забыл и в свой народ стрелять не буду! Не буду, понятно?! А если чего серьезное начнется, то мы с напарником уже решили, сами в партизаны уйдем. Все хватит! Иначе всем конец! Эти суки продажные уже вконец за…ли!

Глава двенадцатая

Мне кажется порою, что солдаты,С кровавых не пришедшие полей,Не в землю эту полегли когда-то,А превратились в белых журавлей.Расул Гамзатов.Перевод стихотворения «Журавли» с аварского языка на русский осуществил Наум Гребнев,

— Смотри, еще не вечер, а этот уже с утра пьян, — высокомерно цедя слова заметил один молодой человек своему собеседнику и кивнул в мою сторону.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже