... Тот, кто хоть раз ел шашлык прямо с огня, обжигаясь поджаристой, сочной и солоноватой убоинкой, держа в руках раскаленный шомпол, тот никогда не забудет этого первобытного деликатеса. Ну, а кому довелось у костерка отведать только что пойманной и зажаренной на вертеле осетринки или севрюжки, с приставшим угольком и горьковатым дымком, тому рыбный шашлык нигде и никогда в жизни не заменит ни одно самое изысканное и дорогое кушанье! Если же при этом шашлык из свежей осетрины приготовил сам Ковус-ага, то равного этому шашлыку не найти на свете. От одного вида закованной в хрустящую корочку жареной осетрины, от щекочущего, сладковатого запаха можно сойти с ума!.. Об этом с Ковусом-ага не надо лучше спорить. Старик был в этом так же уверен, как и в красоте своей бороды и существовании тайных подземных ходов, по которым Черная пасть уводит куда-то Каспий. Науку старик уважал, но в вековую тайну залива верил и бороду свою любил, а осетровым шашлыком и свежей икрой угощал самых близких друзей. Виктору Пральникову повезло, он сразу же пришелся по душе старику и все больше входил в доверие, хотя после случая с волосатой свиньей и шашлычным шомполом впал в немилость... Опустив икру в рассол и поколдовав над ней, молча и в одиночестве, Ковус-ага занял место около жаровни. Раскаленный добела саксаул с яростью выбрасывал из себя огонь солнца, накопленный в пустыне. Тяжелые, литые бруски этого крепкого дерева, отпламенев, не рассыпались, а переливчато краснели и полыхали золотыми слитками. Вооружившись деревянной кочерыжкой, Ковус-ага сгрудил крупные уголья и головешки в левый конец жаровни, освободив середину с жестяной решеткой. Подкатив самую жаркую, огненнобелую бабку, он счистил с нее пушок пепла и бережно разбил на дольки. Угольки быстро спаялись между собой и образовали огнистый под: там, где пробивались язычки пламени, Ковус-ага поворошил палочкой, и угольки покраснели. По всему поду от движения воздуха побежали разноцветные язычки. Фанерной лопаточкой Ковус-ага смахнул с углей сначала голубоватые, потом фиолетовые, не дал устояться и желтоватым цветочкам... Он высветил из угольков солнечно-белый налив и только после этого взял в руки смоченный в ведерке плоский шомпол. Анна Петровна подала ему шампур с насаженной осетриной, но старик, осмотрев насадку, отложил в сторонку. Первую вязку Ковус-ага сделал сам, нанизав на вертел куски поровнее и пожирнее. Подумав и пошептав что-то, он уложил шампур с левого края, несколько раз примерив его поперек жаровни. Два других повисли над углями чуть правее, и только четвертой коснулась огня тщательно подправленная стариком вязка, которую приготовила Анна Петровна. Закапал на угли желтоватый жир и под вертелами запылало. Пошевеливая левой рукой шомпола, Ковус-ага в другую руку взял фанерку и помахал над жаровней, а потом бросил в пламя горстку соли и снова помахал фанеркой. Запахло жареным. Затрещало в жаровне, жирный, вкусный дымок зачадил по двору, и не было от сладкого плена никакого спасения; и не один Мурад уже глотал слюнки, притворно смахивая слезинку от натертого хрена.
- А про хрен никто не вспоминает! - закрывая от огня лицо рукой и сжалившись над сынишкой, проговорил Ковус-ага.
- Яшули, да к такому яству ничего и не надо. Божественно! - воскликнул Виктор Степанович. С нескрываемым вожделением смотрел он на шашлык, облюбовав самый увесистый и румяный шомпол слева.
- На рыбалке мы так!.. - Ковус-ага очень уж неожиданно выхватил из жаровни пахучую гирлянду с кипящими, румяными кусками осетрины и подал гостю.
- Держи на пробу!..
- Куда же такой пай! - восторженно удивился Виктор Степанович. - Помогай, Мурадик!
- За стол сначала усади, - засуетилась Анна Петровна.
Но старик запротестовал:
- Вкус испортишь! Сольцы и корочку хлеба. И больше ничего, по-рыбацки...