— Вот именно! — поддержала ее Наташа. — Мы просто приехали сюда, ни сном ни духом, что называется. Накрыли на стол, сели праздновать. И откуда нам могло быть известно, что Макс с девушкой встречались в этом доме или, тем более, что были здесь убиты? Ты, главное, Соня, молчи. Ты ничего не знаешь. И мы тоже ничего не знаем. Просто приехали сюда праздновать. Все. Для тебя главное — не проговориться!
— Девочки, но какой-то смысл во всех этих перемещениях трупов и исчезновениях вещей должен же быть!
— Так, постойте… Соня, на девушке были украшения?
— Нет, кажется, не было… Думаю, я бы заметила.
— Вот вы спрашиваете себя, кто убил их, да? Типа, если вещей и драгоценностей, денег нет, то это убийство не из-за ревности, что это просто какой-то посторонний жестокий убийца, который совершил все это тупо из-за денег, что он еще и грабитель. Девочки, но разве вы не понимаете, что все это, я имею в виду отсутствие денег и ценных вещей, — просто спектакль, попытка представить преступление именно таким образом, чтобы убийцу не искали в ближнем круге!
— Да, ты права. Такое действительно может быть.
От шампанского перешли к водке.
Наташа заплакала, она, еще недавно самая крепкая и призывающая всех к тому, чтобы держаться, стояла возле окна, глядя, как за прозрачной стеклянной стеной дома бушует метель, заметая сад и дорожку к воротам, и тихо скулила, а потом и вовсе начала подвывать:
— Девочки… Я не верю, что его нет в живых. И все это — просто страшный сон! Он жив, жив! Такие, как он, не могут вот так нелепо, страшно закончить свою жизнь. Это невозможно, несправедливо! Я сейчас проснусь и окажусь в своей постели, а за окном — чистый, убеленный снегом город, и люди в нем ходят по заснеженным тротуарам счастливые, улыбающиеся, и жизнь прекрасна! А в больнице в операционной со скальпелем в руке работает наш чудесный доктор Тропинин, и на его голове цветная в маленьких ромашках по голубому полю шапочка. А в ординаторской на кожаном диванчике лежит аккуратно сложенный кем-то из наших его белый свитер с коричневыми оленями… Когда я вязала его, то думала о нем, о том, как ему будет в нем тепло, и что он, возможно, тоже, надевая его, вспомнит про меня… Вот такая я дура!
— Не люблю я зиму… — сказала Соня. — Зима — это смерть всех растений и многих диких животных. Вот куда им спрятаться, бедным, а? Зайцы, лисицы, даже волки — мне всех жалко! Где они сейчас? Прячутся по своим норам? А думаете, в норе тепло? Там тоже холодно и темно. Вот они скукожатся там, будут греться друг о друга, а наверху, в лесу, завывает метель…
— Я тоже не люблю зиму, — сказала Тамара. — Могу представить себе, как красиво здесь летом, да и весной или осенью, словом, когда сад живой, зеленый, в цветах… Наташенька, дорогая, не плачь! Не трави нам всем душу. Думаешь, нам легко с Соней?
— А представляете, каково сейчас ее мужу? — Наташа вернулась за стол.
— Ты про Закатова?
— Ну да. Он уже знает, что его молодая красавица жена мертва. И что ее труп найден вместе с трупом того самого доктора, который его оперировал. Мало того, что его сердце сейчас готово разорваться от горя и боли, так его еще сейчас приедут арестовывать по подозрению в убийстве.
— Да, скорее всего, уже арестовали, — сказала Соня. — Но вот лично я все же не верю, что это он мог убить или заказать жену. Убийство — это ведь такое дело… Посадят, и вся жизнь насмарку. А все бизнесмены — люди амбициозные, к тому же трудяги, много работают. И чтобы вот так взять и сломать себе жизнь? Не знаю… Если бы он следил за женой, выследил, предположим, вряд ли убил… А если бы и убил, то постарался бы спрятать трупы…
Тамара закрыла уши ладонями. Она не могла уже слушать все это. Ее трясло.
— Предлагаю вернуться домой, — сказала она. — Еще немного, и мы будем отрезаны от города. И что тогда? Неизвестно, когда этот снегопад закончится…
— Но как, мы же пьяные! — воскликнула Соня. — Кто поведет машину?
— Как кто? Я, конечно, — удивилась вопросу Тамара. — Что такого?
— Как что? Ты же выпила! Сама же всегда говорила, что садиться за руль в пьяном виде…
— Брось! Сейчас ночь, все сидят за столом, пьют, менты — в том числе. Ну что с нами может случиться? Думаете, я не смогу проехать по дороге? В кювет точно не сверну, я же не совсем пьяная. В другую машину тоже не врежусь, потому что их просто нет на улицах! Потихоньку доберемся до дома, а там видно будет…
— Но ты плохо выглядишь, — сказала Наташа. — Бледная какая-то… Руки вон трясутся. Может, включить телефоны и попробовать вызвать такси?
— Они не приедут, — уверенно сказала Соня. — Но я могу позвонить кому-то из своих знакомых… Хотя тоже не факт, что приедут. Все же выпили.
— А что, если позвонить Дождеву и сказать, что мы застряли здесь?
— Наташа, что ты такое говоришь?! С какой стати мы будем звонить следователю? Вот если бы мы готовы были ему сообщить обо всем, что здесь произошло, тогда да, он сразу бы примчался, да хоть на тракторе!
— Тамара, ну пожалуйста, не надо! — взмолилась Соня. — Ты же сама говорила, что нам надо молчать.