Вот это уже хуже, вздохнул Холодов. И снова пожурил ее, как ребенка, мол, конечно, лучше было бы позвонить в полицию.
Осел! Знал бы он, как все было на самом деле!
Она и сама не могла понять, почему в том аду, в котором она жила этот месяц, время о времени ей становилось совсем не страшно. Ее словно отпускало, и жизнь казалась ей не такой уж и ужасной. Это как затишье после мощного урагана, который разрушил все, что только можно было, и когда вдруг осознаешь, что все близкие-то остались живы, и это главное! Но после этого ощущения умиротворения и покоя тревога внезапно возвращалась, и тогда Дина чувствовала, как ее начинает колотить, как перед ней проносятся картины ее будущего, и тогда ее охватывал такой леденящий страх, что она просто физически ощущала, как волосы на ее голове шевелятся сотнями маленьких змей. Вот и сейчас несколько таких змеек проползли от темени к самому лбу. Это был пот.
К дому приближалась женщина в сопровождении мужчины.
Кто такие? Чего нужно? Может, просто за молоком приехали? Или за мясом?
Дина сняла передник, набросила шаль и пошла открывать двери.
— Добрый день, — улыбнулась женщина.
Ее бледное, но украшенное нежными розовыми румянами лицо было Дине незнакомо. Женщина куталась в голубую норку, воротник дорогой шубы порозовел от помады. Мужчина держался поодаль, словно слуга или паж.
— Здравствуйте, — вот у Дины улыбка не вышла. — Чем могу помочь?
— Моя фамилия Тропинина. Я привезла вам деньги.
Дина пропустила посетителей в дом. Сердце ее бухало так, что заглушало все вокруг. Ничего себе! Сама Тропинина привезла деньги!
— Проходите, пожалуйста, — проговорила Дина, уже заранее зная, что ответит вдове. Хотя какая она вдова, они же с доктором были в разводе, это все знают.
Гости вошли, Дина помогла им раздеться, усадила за стол.
— Хотите блинов? Горячие еще. И чаю?
— Нет, спасибо, — наконец она услышала и голос мужчины. Он представился: — Доктор Смушкин.
Ах, так это и есть тот самый знаменитый доктор Смушкин, хранящий в своей голове, а также и в медицинских карточках венерические секреты половины города.
Под шубой на Тропининой был черный брючный костюм, на шее — черный кружевной траурный платок.
— Я привезла вам деньги, как и обещала, сто тысяч, — и она достала из сумки конверт, протянула Дине.
— Нет-нет, что вы… Я не возьму. Не могу. Скажу честно, бес попутал, когда я все это сделала… На мне грех большой. Я сразу должна была позвонить в полицию. Но подумала…
— Ты, сука, подумала, что моему мужу уже все равно, он же уже ничего не чувствует и никогда не почувствует, да?
Она говорила тихо и даже ласково. Так говорят перед тем, как всадить нож в свою жертву.
— Вы простите меня, — Дина на всякий случай даже поднялась со стула, не зная, чего ждать от этой убитой горем женщины. — Прошу вас, простите. И заберите обратно деньги!
И она, рванувшись вперед, схватила со стола конверт и швырнула обратно Тропининой. Деньги, к счастью, оставались в конверте. Иначе получилась бы и вовсе отвратительная сцена с денежным дождем.
— Ну, давай, гадина, рассказывай, как и за что ты убила моего мужа, — убийственно спокойным тоном проговорила Тропинина. Румяна на ее щеках стали словно еще розовее, а кончик носа побелел.
— Вы что, я никого не убивала.
— Или ты мне сейчас расскажешь, как все было, или отсюда уже не выйдешь, поняла? — И с этими словами Тропинина достала из сумки настоящее сапожное шило. Новенькое, с деревянной коричневой ручкой. — Я выколю тебе сначала глаза, а потом изрешечу тебя этим шилом и сделаю из тебя отбивную, мягкую и жирную от крови…
— Да вы сумасшедшая! А вы чего смотрите? — обратилась Дина к Смушкину, который наблюдал эту сцену с поразительным спокойствием, как если бы на кухне, кроме него, никого вообще не было. — Не видите, что ваша подруга спятила?
— Мы считаем, что доктора Тропинина убили вы, Дина.
— Но я никого не убивала! Уходите!
— Тогда скажи, подлая, кто убил? Ты же все видела! — вскричала Тропинина.
Дина, у которой от страха подкашивались ноги, понимая, что она имеет дело с сумасшедшей, бросилась к выходу, по дороге сорвав с вешалки куртку, выбежала на крыльцо и оттуда по дорожке к гаражу.
В кармане куртки были ключи от машины. Она распахнула ворота, села в машину и выехала, помчалась прочь от Нефтебазы, направляясь в полицию.
Держась за руль, она так материлась, что ее саму затошнило от этих грязных слов.
«А ведь меня могли убить!» — пронеслось в голове. А еще ее коробило, что она оставила в доме потенциальных убийц. Что они, с грязными, кровавыми мыслями, сидят сейчас на ее чистой кухне и, может, посмеиваясь, жрут ее блины! Хоть бы подавились!
Она притормозила возле Следственного комитета, вышла из машины и поднялась на крыльцо.
К счастью, в куртке была и пачка сигарет с зажигалкой. Она жадно затянулась.
Кому рассказать про Тропинину? С Дождевым встречаться не хотелось.
Она вдруг поняла, что боится его. Ненавидит и боится.
И тут из дверей вышел следователь, тот, второй, она даже запомнила его фамилию — Соболев! Холодов рассказал ей, что этот Соболев привез сюда, в Маркс, Андрея Закатова. Как же его зовут?