Черная повесть

– Читал, – ответил Вишняков. – Когда я вернулся из Алтая, я стал собирать материалы о Снежном Человеке, и нашёл их в достаточно большом количестве. Честно говоря, когда нам сообщили, что мы будем проходить преддипломную практику в этих местах, я первым делом подумал: вот бы его здесь встретить!

– Зачем он тебе нужен? – воскликнула Ширшова.

– Интересно, – сказал Сергей.

– Просто интересно, и всё?

– Да.

– Я слышала, что смотреть на него небезопасно, – раздался голос Юли. – Что люди от этого даже умирали.

– Не все, – возразил Вишняков. – Но такие случаи тоже бывали. Например, Паттерсон после той съёмки умер через пять лет от рака мозга.

– Бр-р-р! – содрогнулась Лиля.

– Я могу привести и другие примеры, – продолжал Сергей. – В 1967 году у нас организовали экспедицию, чтобы поймать Снежного Человека. Руководил ею профессор Менжинский. Засаду устроили где-то в горах Грузии, где его неоднократно видели. Ждали-ждали, и вот он наконец появился. Менжинский выскочил ему навстречу и выстрелил в него из пистолета, который был заряжен ампулами со снотворным, но промахнулся. Снежный Человек скрылся. А Менжинский после этого заболел и вскоре умер. По-моему, тоже от рака мозга.

– А почему так происходит? – спросила Патрушева.

– Учёные считают, что в Снежном Человеке очень развито такое свойство, как телепатия. С помощью телепатии он может воздействовать на наш мозг, и таким образом нарушать его работу. Что-то типа биотерапии, только гораздо сильнее.

– Бред! – фыркнул Алан.

– Нет, не бред, – возразил Вишняков. – Каждый человек представляет собой субстанцию, которая может одновременно принимать и передавать электромагнитные волны. Каждый орган человеческого тела имеет свою определённую частоту. И если воздействовать на него на этой частоте, то можно повлиять на его работу. Например, настроившись на частоту мозга, можно его полностью парализовать, и он перестанет командовать жизненно важными функциями организма. Дыхание останавливается, сердце затихает, и человек умирает. В это, конечно, трудно поверить. Для нас телепатия – это нечто невероятное, непознанное. А для Снежного Человека – это повседневная форма существования.

– А чем Снежный Человек отличается от Йети? – спросил я.

– Ничем, – ответил Сергей. – Это просто разные названия одного и того же. В Европе это существо называют Снежный Человек, в Тибете – Йети, в другом месте как-то по-иному, но суть от этого не меняется.

– У нас в Дагестане его называют Аламаз, – сказал Тагеров.

– А я где-то читала, что Снежный Человек – это обитатель некоего другого пространственного измерения, который появляется у нас через какой-то портал, – снова вступила в разговор Юля.

– Существует и такая гипотеза, – согласился Вишняков.

Он хотел ещё что-то добавить, но тут раздался голос Попова:

– Слушайте, может хватит, а? От ваших страшилок уже мороз по коже продирает. Нашли время и место для таких разговоров. Давайте спать. Уже глубокая ночь.

– А и верно, – заметила Лиля.

– Правильно, ребята, хватит, – поддержала Ваню Юля.

– Ну, хватит – так хватит, – усмехнулся Сергей. – Давайте и вправду прекратим. А то мне уже и самому становится как-то не по себе.

Наступила тишина. Я перевернулся на бок и постарался погрузиться в сон. Но, к своему удивлению, почувствовал, что мне страшно засыпать. Мною овладела тревога. Я никогда не считал себя излишне впечатлительным, но здесь, в глухом таёжном лесу, во мраке ночи, когда вокруг не было абсолютно никого, кто, в случае чего, мог бы прийти нам на помощь, рассказы Вишнякова возымели на меня довольно сильное действие. В моей памяти вдруг отчётливо проявились все истории о духах, привидениях, и тому подобной нечисти, слышанные мною когда-либо. Каждый треск, каждый шорох, раздававшиеся за окном, заставляли меня вздрагивать. Мне казалось, что к нам украдкой подбирается Снежный Человек, перед которым мы были совершенно бессильны и беззащитны. Я весь сжимался, моё дыхание учащалось, а сердце заходилось в бешеном ритме. Так, одержимый беспокойством, я проворочался до самого рассвета. И только под утро, когда накопившаяся за день усталость оказалась сильнее всех одолевавших меня страхов, сон наконец сомкнул мои глаза…

6

– Ну, орёл, как у нас дела?

Я отвёл глаза от берёз, на которые задумчиво смотрел через окно, и слез с подоконника.

Виктор Михайлович зашёл в палату, бросил изучающий взгляд на полотенце, висевшее на двери, приветственно протянул мне руку и поинтересовался:

– Что, докучают любопытные?

– Есть немного, – ответил я.

– Я смотрю, ты маленько ожил, – заметил врач, осматривая мои зрачки. – Глаза уже не красные, мордашка покруглела, подрумянилась. Да и в целом выглядишь явно пободрее. Пришёл в себя?

– Пришёл, – вздохнул я.

– Ну и молодец. Подними-ка майку, я тебя послушаю.

Я выполнил его просьбу.

– Ну что ж, дыхание чистое, хрипов нет, – заключил Виктор Михайлович, вытаскивая из ушей наконечники фонендоскопа. – Рентген никакой патологии не выявил. Даже не верится, что ты провёл несколько ночей на холодной земле. Организм крепкий. У тебя что-нибудь болит?

– Нет, – ответил я.

– Спина, почки, ноги?