Черная повесть

Тагеров, сгорбившись, задумчиво вырисовывал щепочкой на земле какие-то узоры. Ширшова фыркнула и иронично покачала головой.

– Тогда голосуем. Кто за то, чтобы обыскать друг друга?

– Да. Кто за то, чтобы устроить небольшой стриптиз? – с издёвкой воскликнула Лиля, и картинно вскинула руку вверх. – Я за.

Вслед за ней подняли руки Ваня, Юля и я. Алан посмотрел на нас и обречённо вздохнул…

– Ну, и что было дальше? – спросил Николай Иванович, нетерпеливо постукивая ручкой о бумагу, прерывая таким образом взятую мною паузу. – Забыл, что ли?

Я смущённо опустил глаза. Нет, я конечно ничего не забыл. Просто мне было неловко всё это рассказывать. Когда мы потом возвращались к домику, мы даже избегали смотреть друг другу в глаза. Нам было стыдно. Сильнее всех пылала Лиля. Мы даже не знали, как себя вести. Мы изо всех сил старались держать себя так, как ни в чём не бывало. Но получалось это неубедительно. В деланной непринуждённости явственно проскальзывала фальшь.

Впрочем, майор, похоже, и сам догадался, что последовало дальше, ибо в его глазах заиграл озорной огонёк. Это смутило меня ещё больше, и я почувствовал, как мои щёки предательски краснеют.

– Ну-ну-ну, – заулыбался он. – Зачем так комплексовать? Ты думаешь, у меня в молодости не было чего-то подобного? Было, уж поверь. И гормоны играли, и кровь бурлила. Всё это естественно, всё это заложено в природе человека. Успокойся, соберись, и постарайся подобрать нужные слова, чтобы как-то помягче описать в протоколе ваш стриптиз.

– А может, о нём вообще не стоит писать? – спросил я. – Может, лучше опустить этот эпизод?

– Нет, давай ничего опускать не будем, – возразил Николай Иванович. – Раз уж договорились рассказывать всё, будем рассказывать всё. Дело, ведь, серьёзное. Пять трупов – это не шутка. Так что поднапряги свои мозги и поупражняйся в изящной словесности. Должны же были тебя в твоём МГУ чему-нибудь научить.

– Пишите, – вздохнул я, и принялся неторопливо диктовать. – Мы тщательно осмотрели одежду и обувь друг друга, в том числе и нижнее бельё. Но самородка не нашли. Затем, по инициативе Ширшовой, мы осмотрели всю одежду на теле Вишнякова. Самородка там тоже не оказалось. После этого…

– Не торопись, – перебил меня следователь, – дай записать.

Я замолк. Пока майор скрипел шариковой ручкой, мне почему-то вспомнился жадный взгляд Лили, которым она пожирала обнажённое мускулистое тело Тагерова. Алан, заметив это, едва сдерживался, чтобы не прыснуть. Кстати, чуть позже, когда обыскивали уже саму Лилю, Тагеров демонстративно отвернулся, не желая лицезреть её прелести. Мне показалось, что Ширшову это огорчило…

– Чего улыбаешься? – прервал мои воспоминания Николай Иванович.

– Да так, – отмахнулся я. – Можно продолжать?

– Продолжай.

– После этого мы оделись и пошли обратно к избушке.

– Споров между вами никаких не было?

– Нет, мы шли молча. Мы буквально сгорали от стыда друг перед другом.

– А труп Вишнякова? Вы оставили его там?

– Там, – кивнул головой я. – Но при этом мы снова забросали его сосновыми ветками, чтобы он не лежал в открытую. Патрушева, правда, предлагала перенести его поближе к домику, но Тагеров убедил нас этого не делать.

– Каким образом он вас убедил?

– Сказал, что от трупа будет исходить неприятный запах. Кроме этого, мёртвый человек – очень заманчивая приманка для хищников. Навлечь на себя волков нам, естественно, не хотелось.

– Правильно он сказал, – согласился майор. – Что вы делали после того, как вернулись к домику?

– В первую очередь мы осмотрели рюкзаки друг друга. Правда, уже не с таким рвением, с каким осматривали одежду. Самородок опять не нашли.

– Не нашли, – проговорил следователь, записывая мою последнюю фразу. – А никто не жаловался, что у него пропали какие-нибудь вещи?

– У меня ничего не пропало, – ответил я, – у Попова тоже. У Вишнякова – трудно сказать. Мы ведь не знали, что у него изначально было в рюкзаке. А вот Ширшова утверждала, что у неё пропали таблетки снотворного. Правда, её жалобы никто серьёзно не воспринял. Кому нужно её снотворное? Скорее всего, она просто оставила его дома.

– Угу, – промычал майор, продолжая делать записи.

– Затем Ширшова высказалась, что неплохо было бы поужинать. Я заявил, что на охоту больше не пойду, и что если кто хочет, может сходить сам. Уже темнело, и мне, откровенно говоря, было страшно. Но добровольцев не нашлось. Потом мы забрали баклажку с берёзы, которую накануне утром повесили Вишняков и Попов, выпили всё, что в неё накапало, закрепили обратно, затем собрали хворост, развели костёр и уселись вокруг него, чтобы согреться и отпугнуть надоевшую мошкару…

– Обед! – донеслось из коридора. – Все на обед!

Николай Иванович оглянулся на дверь палаты и прервал свою писанину.

– Ладно, – произнёс он, – давай сделаем перерыв. Обед – это, всё-таки, святое.

Я улыбнулся, свесил ноги с кровати и принялся надевать тапочки…

11