Черная Призма

Гэвин расправил плечи, подобрался, показал на люксиново-каменную арку ворот и выбросил вперед поток синего и желтого. В мгновение люксин застыл в форме шкива. Он взял веревки у ближайшего крестьянина и метнул очередной заряд, прикрепив один конец веревки к потолку. Затем пропустил остаток веревки через шкив. Гэвин добавил слабины между закрепленным шкивом и закрепленным концом и начертал на ней свободно вращающийся шкив, который затем прикрепил к люксиновой паутине вокруг телеги. Жестом подозвал крестьянина, похоже, хозяина телеги, и бросил ему остаток веревки.

– Все равно потребуется вся ваша помощь, – сказал он.

Кип сглотнул.

– Пожалуйста, скажите мне, что он это не на месте придумал, – сказал он командиру Железному Кулаку, который молча наблюдал за толпой.

– Нет. Ты удивишься, как часто ломаются телеги, когда твоя армия гоняет другую по всем Семи Сатрапиям. Я видел, как он и более тяжелые грузы сам поднимал. Правда, блоков было больше.

Что оставляло без ответа вопрос, почему Гэвин просто не сделал этого сам. Он мог начертить люксином что-нибудь получше, чем пеньковую веревку. Он мог бы начертить еще четыре шкива и сделать груз таким легким, что смог бы поднять телегу сам. Но как только Кип задал этот вопрос себе, он понял, почему так. Гэвин налаживал контакт с местными. Если бы он пошел и сделал все сам, они были бы потрясены, но не участвовали бы. А так он просто давал им возможность помочь себе самим. Может, его сила и поразительна, но эта сила служит им.

Люди потянули за веревки, и Гэвин подозвал нескольких к себе. Когда телега оторвалась от земли, она качнулась от стены, и Гэвин с остальными уперлись в нее, чтобы она не покалечила никого. В конце концов они ее удержали, и Гэвин крикнул:

– Отлично, так и держите! – Затем он поднырнул под телегу, упершись спиной в сломанную ось. Это была не легкая телега, и люди поднапряглись, удерживая груз, – люди города, который армия Гэвина почти стерла с лица земли шестнадцать лет назад. И все же командир Железный Кулак внешне даже не был обеспокоен.

– А вы не боитесь, что они нарочно ее опустят? – прошептал Кип.

– Нет.

А Кип боялся. Но Гэвина ничего не пугало. Он схватился за концы сломанной оси и свел их вместе. Это было бесполезно, они были перекручены и погнуты, но Гэвин свел их как смог и постепенно соединил желтым люксином. За осью последовало тележное колесо. Он починил, что смог, и заменил, что не смог.

Он выбрался наружу и махнул рукой. Люди опустили телегу на дорогу, та легко выдержала груз. Помогавшие ликующе заорали. Гэвин похлопал крестьянина по плечу.

– Этого хватит дня на три, потом тебе надо будет починить ее по-настоящему, но до тех пор продержится.

– Спасибо вам, господин, огромное спасибо. Я уж думал, что меня точно порешат. Они же все дневной заработок потеряли бы. Вы спасли меня, господин.

– На здоровье, – улыбнулся Гэвин. – Теперь запрягай лошадей.

Только увидев их улыбки, Кип понял до конца, что сделал Гэвин. Десять минут труда и небольшая ловкость рук – и он превратил раздражение в возможность завоевать не только тех, кто ему помогал, но и всех, кому они об этом расскажут. Невозможное дело – сам Призма вместе с ними решительно взялся за тяжкий труд поднять и перенести телегу, не побоявшись замарать свое дорогое белое одеяние, работал с ними плечом к плечу! Это многое сказало этим людям. Правитель, готовый попотеть вместе с ними – правитель, способный понять людей, в поте лица добывающих хлеб свой. Такому человеку легче верить, чем щеголю в шелках, который, может, и благородный, и ученый, да жизни настоящей не знает.

– Вот почему почти никто не зовет его императором Гайлом, – негромко сказал Железный Кулак, поняв мысли Кипа. – В душе он не император – он промахос. Это не всегда лучший способ сражаться, но это его единственный способ. Вот почему люди будут умирать за него.

– Тогда почему он не остался промахосом? – спросил Кип, гадая, не опасный ли это вопрос.

– Я мог бы привести с десяток причин. Но, честно говоря, не знаю.

Жестом руки – конечно же, ради показухи – Гэвин высвободил весь люксин, и тот, мерцая, растворялся, пока не рассыпался прахом. Он кивнул товарищам по труду и жестом велел Кипу следовать за ним.

Когда Кип догнал Гэвина и вышел из ворот, Гэвин сказал:

– Ты еще не сделал мне зеленый люксиновый шар?

– Что? – запротестовал Кип. – Поверить не могу, у меня же не было и шанса…

О! Он снова поймал меня. Гэвин ухмылялся.

– Кип! – сказал он. – Смотри, на небе написано – наивность!

Кип поднял взгляд, словно в растерянности.

– А? Где?

Гэвин рассмеялся, и если он не ошибся, улыбнулся даже Железный Кулак.

– Немного медлит на старте, но держи ухо востро, когда он разгонится. Кого-то он мне напоминает. – Его усмешка сказала Кипу, что этот «кто-то» – он сам. Он положил руку Кипу на плечо.

Этот жест вызвал в Кипе вихрь ощущений, которые он не мог понять. Прикосновение было властным – это мой мальчик, говорило оно. Его мать говорила эти слова не раз – всегда после того, как Кип что-то портил. И никогда с гордостью.