В Туруханске Лиза сдала падчерицу в детский дом. Ей не хотелось тратиться, чтобы везти Глашу с собой в Идринский и сдать в детский дом там. А свекровь она оставила на причале, дожидаться парохода до Красноярска. Сама с дочкой улетела самолетом.
С тех пор Глаша никогда не видела Лизу и ничего о ней не слышала. Лиза не появилась в Идринском. Имея достаточно денег, заработанных в Туре, улетела в неизвестном направлении. История повторилась. Когда-то прадеда Глаши, Георгия Михайловича Суворова, жена-полячка бросила в беде и уехала в Польшу. Теперь жена отца бросила его и всю его семью.
Директор Туруханского детского дома Николай Васильевич Егоров встретил Глашу приветливо. Разговаривал, не показывая своего превосходства, ни одним словом не унижая ее достоинства. Он деликатно расспросил ее о прошлой жизни. Затем сказал:
– Сейчас тебя проводят в баню, выдадут новую одежду. Несколько дней придется пожить в изоляторе. Нам надо выяснить: нет ли у тебя каких-нибудь болезней. Если обнаружим, обязательно вылечим.
Одиночество в изоляторе угнетающе действовало на девочку. Ее одолевала тоска по близким и беспокойство за свое будущее. Томила неизвестность. Она подошла к дежурной и попросила:
– Разрешите мне сходить к бабушке?
– Покидать изолятор запрещено, – строго ответила дежурная.
Глаша изменилась в лице: рухнула надежда увидеться с родным человеком, возможно, в последний раз. Дежурная заметила перемену в настроении девочки и смягчилась:
– Где живет твоя бабушка?
– Она на причале ждет пароход.
– Сходи, повидайся, но долго не задерживайся.
Глаша несколько раз навещала бабушку, которая нашла приют под брезентом, прикрывающим какие-то ящики на причале. Здесь же ожидали пароход и другие пассажиры, в том числе и семейная пара, с которой Глаша познакомилась на пароходе. Они на берегу разводили костер, варили еду, спали под брезентом. Увидев Глашу, завязали с ней беседу, попросили рассказать про ее жизнь на фактории. Затем Лидия Николаевна достала из чемодана блокнот и карандаш, предложила нарисовать что-нибудь на память. На листке бумаги вытянулось дерево, под ним присела девочка, которую в спину толкал олень.
– Что означает этот рисунок? – спросила Лидия Николаевна.
– В интернате не было туалета, все оправлялись за кустами. Олени эвенков с удовольствием поедали соленый снег. Однажды я присела у дерева, а олень подошел сзади и стал легонько носом толкать меня, чтобы я быстрее освободила ему место.
– Удивительный случай, – произнес муж Лидии Николаевны, – и так образно изображен на рисунке.
Он, видимо, находясь в Туре, не интересовался жизнью эвенков. Зимой в стойбищах оленеводы заносят в холодную часть чума снежные блоки и ночами справляют на них малую нужду. Затем эти блоки выставляют оленям, которые в ожидании лакомства подходят к чумам.
Семейная пара сделала еще одну попытку уговорить – теперь уже бабушку – отдать им девочку. Агафья Прокопьевна, как и Лиза, категорически им отказала:
– Ребенок не вещь, чтобы его дарить. Представьте себя на месте ее матери, когда она узнает, что ее дочь отдали незнакомым людям…
Постоянно отпрашиваться из изолятора Глаша не могла, боялась отказа. Прибежав на причал в очередной раз, не нашла бабушку. Она исчезла, как и все люди, ожидавшие пароход. Глаша смотрела на Енисей в надежде увидеть пароход, увозящий бабушку. Река не оправдала ее надежд, она казалась враждебной. По ней на север увезли отца, а теперь уплыла на родину бабушка. На Енисее виднелась одна-единственная лодка рыбака. Глаша отвернулась от реки и медленно стала подниматься на высокий берег. Сердце девочки разрывалось от боли. «Увижу ли я когда-нибудь бабушку?» – с горечью думала она. Понурив голову, брела в детский дом, готовая заплакать в любой момент. Одиночество и тоска по близким людям тревожили детскую душу.
Жизнь в детском доме Глаше понравилась. Здесь было самообслуживание. Питание хорошее: вкусные супы, разнообразные каши, часто рыбные блюда. Она забыла о постоянном чувстве голода. Воспитанники всегда были заняты, не бездельничали и не устраивали потасовки, как в интернате фактории. У Глаши появились подружки.
Детдом располагался около стадиона, недалеко от причала. Глаша часто выходила на берег Енисея и подолгу смотрела вдаль. Она не любовалась рекой, она встречала пароходы в надежде, что на них мог приплыть кто-нибудь из родственников – за ней. Пароходы швартовались к причалу, пассажиры проходили мимо. Среди них не было ни родственников, ни знакомых. С тяжелым чувством одиночества каждый раз девочка возвращалась в детский дом.
– Что с тобой? – обычно спрашивала подруга Лена.
– Бабушка уплыла, и никому я не нужна.
– Так она и должна была уплыть…
– Мне хотелось с ней проститься и поговорить.
– Напиши письмо и расскажи, что хотела сказать, – резонно замечала подруга.
Глаша написала письмо бабушке и получила ответ, в котором та сообщила адрес матери в Норильске. С волнением и надеждой писала Глаша письмо маме. Медленно тянулись дни ожидания, но мать ей не ответила.