Черная радуга

– Давай.

– Смотри, его больше пузырька пить нельзя, разные осложнения… отравиться можно.

– У меня и так жизнь отравлена. Лей полный стакан. Костоправ поставил перед ним пузырьки.

– Лей сам, я умываю руки, – он действительно отошел к умывальнику и стал мыть руки, потом спохватился: – Смотри!

Матвей ахнул стакан, и сразу отпустило. Сквозь дымную завесу перед ним качалось рыжее добродушное лицо, зудел голос:

– Действие борного спирта специфично. Он проникает сквозь заградительные системы организма быстрее пули… опасно… Матвей грохнул кулаком по столу:

– Ну почему нам с детства талдычили, вбивали в голову: нет у нас никаких пороков? Она – наркоманка? Да ни в жизнь не поверю! С самых высоких минаретов напевали: «Все спокойно в великом Хорезме!» А тут шайки, наркотики, наводчицы… теперь вот гангстеры объявились. Ветром нанесло, что ли?

– Откуда гангстеры? – переполошился Загинайло.

– Будто я их не узнал! В униформе, сволочи! А как попал к ним в лапы – исчез, канул. И ко мне подъезжали на кривой козе: подпиши обет молчания. А нет – в деграданты запишем.

Костоправ пучил на него глаза:

– Точно, бред. Говорил: остерегись борного…

Не слушая его, Матвей побрел в каюту. Там, как всегда, сидел Иноземцев – на стуле, но поджав под себя ноги по-восточному. Глаза полузакрыты – путешествовал внутри себя.

Этот оказался еще тем фруктом. Давно занимался йогой и верил в верховное существо. Доказывал, что человек может жить до пятисот лет, а в идеальных условиях и до тысячи.

– Это что, в колбе? – не понял Матвей.

– Нет, в идеальном мире без дрязг, нервотрепки, гонки за престижем, шмотками, гарнитуром…

Зайдя в каюту, Матвей стал быстро собирать портфель.

– Ты куда? – очнувшись, спросил Иноземцев.

– Будешь отвечать на эрдэ: поехал по флотилиям, – перед глазами у него все плыло, но мысль работала четко. Пора.

А его аппаратура, собранный материал? Кто выведет прохвоста Винни-Пуха с его орангутаньим болботаньем на чистую воду? Он отмахнулся: я не защитник человечества!

На корме, как всегда в это время, было безлюдно, откуда-то снизу с шипением вырывались облака пара, тяжело плескалось свинцовое море.

Как там объяснял Коротков? На транспортер можно ступить и по своей воле, нужно только пренебречь явной опасностью. Ну, ему к этому не привыкать. Закрыть глаза, сосредоточиться. Вызвать ощущение безбрежной поверхности… Серая, неразличимая она уходит во все концы Вселенной, до самых дальних звезд!

Вот она. Теперь – к Лене.

Перешагивая через борт, прямо в облака пара, он еще успел подумать: механик оказался прав.

Транспортер сработал.

Когда он очнулся в звенящей белой тишине палаты с высоким потолком, как-то сразу инстинктивно понял: он в другом месте. Не просто в другом помещении или в другом здании, а далеко на другом конце земли. Вокруг внимательные, напряженные ляда, белые халаты, высится капельница. Один со вздохом откинулся;

– Ну, парень, четверо суток… не одной – двумя ногами, стоял в яме. Еле вытащили.

Нарко, понял он, прислушиваясь к разговору вокруг. Специфические, профессиональные термины. Неужели придется отбыть весь срок?

Из осторожности не стал ничего спрашивать. Все само выяснится. Нужно уметь ждать. Выдержка – вот его единственное оружие.

Обычно ему удавалось вырваться на третьи – пятые сутки, проведя с похметологом несколько дискуссий на литературные и внешнеполитические темы, и тот убеждался, что у пациента нет патологического перерождения личности, что попал он сюда, видимо, случайно, основательно перебрав (с кем не случается!), не рассчитав дозы и длительности интоксикации. Он ограничивался словесным внушением и предостережением, что это может плохо кончиться, если спиртное не ограничить или вовсе не исключить из рациона (а попробуй исключи, если все вокруг, наоборот, только и включают!), и со вздохом сожаления выписывал.

Действительно, зачем держать здесь культурного и так мучающегося чувством вины человека, если то и дело поступают уже не люди, а человекообразные, одичавшие, не. мывшиеся годами, забывшие половину алфавита и даже имя родной матушки, если месяцами ждут принудлечения уже приговоренные судом: не хватает мест, а они ведь не просто ждут, а ежедневно накачиваются пойлом, того и гляди совершат антиобщественный поступок, а то и преступление! Этот же ведет себя тихо, скромно, санитары характеризуют положительно, клянется в рот больше не брать. Правда, все клянутся, но этот ведет совсем иные речи.