Черная радуга

Они пожали друг другу руки. Так Матвей познакомился с Иноземцевым. Лучше бы он не знакомился! А иногда Матвей потом думал, что в этом была какая-то предопределенность судьбы.

– Матвей Иванович хочет с тобой выпить, иначе бы я тебя, стервеца, и в каюту не пустил… – завелся было капитан.

– Ну ладно, дело прошлое, – Матвей налил стакан, протянул штурману. – Мы вот тут спорим, почему люди пьют.

Иноземцев принял стакан, осушил одним духом и вытер губы тыльной стороной ладони.

– Очень просто, – сказал он, словно продолжал прерванный разговор. – Из-за цели.

– Какой цели?

– Любой. Ставят перед собой различные цели: того достичь, этого добиться…

Бисалиев захохотал:

– Видал? Теоретик. Он тебе сейчас мозги замутит, двери не найдешь.

– Ну-ка, ну-ка, – Матвей пододвинул штурману стул. – Поясни.

Тот сел, не торопясь закурил.

– Есть цели маленькие и большие. Ну, маленькие – скопить на квартиру, машину, захватить кресло – это даже не цели а поползновения, мелкая суетня. А большие цели делятся на достижимые и недостижимые. Если цель недостижима, то зачем ее ставить перед собой? Чтобы всю жизнь локти кусать? Как только человек начинает понимать, что цель недостижима, тут и запивает. А если достижима, что потом делать человеку, который посвятил ей всю жизнь? Тоже пить.

– Но он может поставить перед собой новую цель!

– А это уже бег в колесе. Нет, нужно жить в бесцельности, воспитывать у себя эту бесцельность, ясно понимать ее целительную силу. Довольствоваться всегда самым малым, тем, что есть. Возьмите Диогена и его бочку. Ни к чему не стремился, а поди ж ты, был счастлив и оставил свое имя в веках.

– Ну, положим, и он искал. С фонарем все бродил…

– Искал такого же, как сам, – кивнул Иноземцев. – А люди вокруг все бежали куда-то, все стремились: быстрей, пешком ходить некогда, давай колесо. Кто-нибудь помнит изобретателя колеса? То-то. А Диогена помнят.

– Но бутылка тут при чем?

– Человек инстинктивно стремится к бесцельности. Водка и дает это ощущение. Жахнул – и целеустремленность как рукой снимает. Уж никуда-не спешишь, хочется поговорить «за жизнь», осмыслить ее, осознать себя. А непьющий даже по эскалатору бежит. Матвей налил, машинально выпил, стал закусывать.

– Однако для того чтобы почивать на лаврах и глушить, надо чего-то добиться.

– Наоборот, сивуха и дает человеку ощущение, что он уж всего добился. Почему пьяный разглагольствует о своих успехах? Он уверен, что достиг. Водка дает ощущение благополучия и достижения чего-то сегодня, сейчас, а не после дождичка в четверг. Глотнул – и счастлив.

– М-да… – Матвей выглянул в иллюминатор. Подходили к плавзаводу, мотобот уже подняли на палубу, старшина, видимо; доложил Кастрату, с чем едет Матвей, и теперь у борта стояли встречающие – чуть ли не шпалерами. «Почетный караул – мать их!»

– Бек Назарович, – обратился он к капиталу. – Оставлю у тебя это имущество, видишь – встречают. Когда сети поставишь и в полночь подойдешь к борту, перебрось мне на веревке.

– Ладно, – Бисалиев уже не сердился, лишь вздохнул. Оба с чувством пожали друг другу руки.

И вот теперь Матвей ждал траулер, вглядывался в ночное море, опытным взглядом выхватывая сигнальные огни снующих по району лова судов. Красный огонь – идет туда… зеленый огонь… Ага! Красный и зеленый – держит курс на плавзавод. Его дернул за рукав Валентин:

– Ты что, не слышишь?

– Пойло сейчас будет здесь, – бросил Матвей. – Потерпи.

– А в портфеле у тебя что?

Матвей вспомнил о портфеле. Там ведь два «гуся»! Открыл – точно! Откуда они здесь взялись? И снова смутное подозрение чего-то нереального закралось в душу. Ведь портфель он взял со скамейки в полтавском сквере, то бишь владивостокском, причем неизвестно, как он и туда попал.

– Мили две… – пробормотал он. – Будет здесь через пятнадцать минут. Успеем.

Они быстро спустились в каморку с грозной надписью на двери. Щелкнул ключ, Матвей вытащил бутылку и чуть не выпустил ее из рук – это оказалась рисовая водка. А тогда, в парке, он пил черное вязкое вино. Хорошо помнил.

– Ладно, – быстро разлили по стаканам. – Будем! После того как выпили, Матвей лихорадочно зашептал, косясь на дверь:

– Мне только что казалось, что я в парке во Владике. Иду мимо университета… парапет. А перед этим был на Украине. И вдруг – на судне! Как ты это объяснишь, а?

– А что тут объяснять? – Валентин с хрустом разгрыз клешню. – Ты попал на лист Мебиуса.

– Односторонняя поверхность! – Матвей отшатнулся. – А откуда она взялась?

– Мы многого не знаем. А Бермудский треугольник? Куда бесследно исчезают суда и самолеты? То-то! Нам разные объяснения подсовывают – дескать, авария, тайфун, колебательные волны. Но почему людей с палубы слизывает живьем? Я это установил. По земле где-то проходит односторонняя поверхность. Как попал на нее, так и сгинул. Или объявился на другом краю земли.

Матвей сразу поверил ему. Во всяком случае, теория Валентина многое объясняла и проясняла. Было за что ухватиться для исходных рассуждений.

– А что ты о ней знаешь?