А после Грука все равно убили! И всех убили, кроме нас — ярла, Лузая и меня. Да и меня завтра убьют, они это уже решили наверняка. Но я не жалуюсь, я это просто так сказал, к слову пришлось.
А с ними, то есть с теми, кого убили сразу, было так. Два дня мы шли, две ночи ночевали. Вот только отойдешь от берега — и сразу глины нет, есть твердая, надежная земля, и лес у них как лес, самый обычный. Мы жгли костры, никто нас не тревожил. Ярл говорил, что рыжие — такие же, как мы, ну разве только дикие, и он их не боится. Снимал кольчугу, спал в одной рубахе.
На третий день река стала поуже и помельче. А лес по берегам стоял такой густой, что я таких нигде прежде не видывал. И солнца не было, дождь моросил. Ярл ничего не говорил; сидел под парусом, молчал. Зато Лузай все требовал, чтобы мы быстрей гребли, опять грозил, что посрубает нам головы. И мы гребли, мы сами чуяли, что это место очень нехорошее. И вдруг…
Кр-р-р-рак! Чмяк! Сели на брюхо. Вот ты скажи! Никто бы не подумал, что налетим на мель. И на какую! Из красной глины — да! Лузай взялся кричать, чтоб за борт прыгали, толкали, а то, кричал, сейчас совсем засядем, засосет, Чурык не даст уйти…
Ну да! Так что мы, сами к нему прыгнем, чтоб он нас там хватал, топил?! Все побросали весла, повставали.
И тут…
Вж! Грук упал. Вж! Лепый рядом с ним! Грук от стрелы и Лепый от стрелы. Я закричал…
А стрелы — вж! вж! вж! И мы попадали, попрятались, лежим. Ярл повелел — и повалили мачту, накрылись парусом, опять тихо лежим.
А рыжие стреляют. С обоих берегов — вж, вж! вж, вж! Значит, давно они готовились. И много их. Лежим под парусом, молчим. Потом Лузай не вытерпел, сказал:
— Скорей бы подожгли уже!
— Нет, — сказал ярл. — Хотят живыми взять. Для белой глины.
Белой глины! Вы знаете, что это означает? Нет? Ну, погодите, скоро все узнаете. А мы тогда лежим под парусом, молчим. Потом я говорю:
— Ярл! Это все из-за тебя. Ты нас сюда завел, ты похвалялся, что…
— Да! — крикнул ярл. — Все это так! Но разве битва уже кончилась?
— Но ты ее еще не начинал!
— И еще долго не начну. Я жду, когда стемнеет.
— Но к ночи нас тут всех перестреляют. Всех до единого! И что это за смерть? Это один позор — лежать и ждать, когда тебя прикончат.
— А что ты предлагаешь?
— Биться.
— Ха! — засмеялся ярл. — Но как? Они же вон где — на берегу, в укрытиях. Попробуй только показаться из-под паруса. Тебя сразу убьют.
Но я тогда был очень зол и потому сказал:
— Да, одного сразу убьют. А если встанем разом и разом прыгнем в реку и разом поплывем, все до единого, то кто-нибудь и доплывет до берега и будет там сражаться. Разве это не славная смерть? И даже тот, кого стрела найдет в реке, будет убит лицом к врагу, а не под парусом, и это тоже славно!
Но ярл не согласился, а сказал, что нужно дожидаться темноты и вот только тогда уже и выходить на берег. И мы крепко заспорили. Ярл был красноречив, но я был прав, и вскоре все со мной согласились. Ведь, говорили, жить можно по-всякому, а умирать нужно только с мечом в руках, лицом к врагу — тогда ты будешь счастлив там, в неведомой стране. Даже Лузай, поспорив, согласился, что лучше выходить прямо сейчас. Тогда ярл так сказал:
— Глупцы! Уж лучше бы я отправился один. А так… Хей! Изготовиться!
Мы изготовились. Тогда ярл снова крикнул:
— Хей!
Мы дружно попрыгали в реку и поплыли к берегу. Рыжие люди завизжали от радости и принялись еще усерднее осыпать нас стрелами. Они стреляли очень метко, и потому только семерым из нас удалось достичь берега.
Но берег там, на Рже, как я вам уже говорил, очень вязкий, и мы без посторонней помощи ни за что бы не выбрались на сухое место. Да только этого и не потребовалось! Рыжие люди встретили нас прямо на мелководье, и мы схватились с ними в битве.
— Хей! Грязные собаки! — кричали мы.
— Хей! — кричали они. — Облетевшие листья!
Мы бились очень хорошо, никто из нас не дрогнул. Но рыжих было очень много, да и к тому же вязкая глина не чинила им ни малейшей помехи, и потому они весьма скоро зарубили моих четверых товарищей-гребцов, а меня, ярла и Лузая повалили в липкую грязь, крепко-накрепко связали веревками, и уже только после этого выволокли на сухой берег.
Как я потом узнал, Айгаслава и Лузая рыжие пощадили потому, что на них были кольчуги дорогой выделки, что сразу выдавало их непростое происхождение. А я же был оставлен в живых из-за того, что первым прыгнул за борт. Рыжие люди посчитали, что я — самый храбрый из листьев. Глупцы!
И ярл им тоже так сказал:
— Глупцы! Развяжите меня!
Но они в ответ только смеялись. Лузай молчал. И я молчал. Кричал и возмущался только ярл. Тогда они ударили его по голове — и ярл затих, закрыл глаза, обмяк, а изо рта у него потекла кровь. Я опять промолчал. А Лузай им сказал:
— Напрасно вы так поступили. Если этот человек сейчас умрет, то вы даже не успеете об этом пожалеть! — и засмеялся.
— А почему это? — спросили рыжие.