Черная сага

Да, несомненно, это так. Но, говорили многие, Винн нас пока что только предупредил, Винн показал, что он не хочет пускать нас на Шапку Мира. Но если мы будем упорствовать, он снова придет к нам, и этот второй его приход принесет нам немало беды!

— Нет! — возражал Торстайн. — Он больше не придет. Он же сказал: «Прощай!»

— Да, — соглашались, — этот — да. Но Винн-то не один, их трое!

Только Торстайна разве переспоришь? Он дал им отдохнуть, а после сам развел костер и приказал бросать в него дары. Бросали. А после запрягли собак и двинулись прямо в пургу. Пурга не унималась. Но свет от Шапки Мира был уже так ярок, что заблудиться было уже просто невозможно.

А на привале развели костры и только полегли…

Как снова появился незнакомый человек, прошел мимо лежащих, всех поприветствовал, потом подсел к Торстайну и сказал:

— Я очень голоден.

Торстайн сказал:

— Вчера я уже угощал тебя…

— Нет, — усмехнулся незнакомый человек, — то был не я.

— А кто?

— Мой младший брат. А то, что у тебя сегодня нет никакой приличной для гостя еды, так ты не волнуйся, я не привередливый. Я съем твоих собак.

— Всех?

— Да.

Торстайн не спорил. И Средний Винн съел всех собак, утерся, встал — и исчез. Дружинники, опомнившись, кричали:

— Назад! Домой!

— Пешком? — со смехом спрашивал у них Торстайн. — Недалеко же вы уйдете!

— А что, — кричали все, — ждать, когда Старший явится?

— Да, получается, что так. И я с ним буду разговаривать. Я, а не вы.

— Ты уже дважды разговаривал! Мы видели, чем эти разговоры кончились.

— Еще не кончились!

— Да уж!

— Уж да!

И так они кричали, спорили…

Вдруг ветер стих, небо очистилось, и им открылась Шапка Мира. И эта чудесная гора была уже так близко от них, что теперь мои сородичи видели не только ее сияющую вершину, но и ее покрытые вечным льдом склоны. Но, говорят, это не лед, а волшебный хрусталь, в бесчисленных гранях которого отражается такое же бесчисленное множество судеб людей уже умерших, а также ныне живущих и даже тех, кто еще только когда-нибудь может родиться. Разве можно при виде такого кричать? Все притихли. Даже Торстайн, и тот тогда не вымолвил ни слова — смотрел, смотрел…

А после подошел к своим саням, перевернул их и поджег. Таков был его дар богам — последний. Он, значит, собирался идти дальше…

Но тут из темноты вдруг снова показался незнакомый человек. Теперь уже все совершенно точно знали, что это Старший Винн, и потому поспешно расступились перед ним. Старший Винн прошел через толпу дружинников, присел перед горящими санями и сказал:

— Я очень голоден.

— Ты опоздал, — сказал Торстайн. — Один твой брат съел все мои припасы, второй — моих собак.

— Да, — согласился Старший Винн, — все это так. Но я так сильно голоден, что не побрезгую съесть самого тебя.

— Ну, это вряд ли.

— Почему?

— А вот…

И тут Торстайн вскочил, и ловко вырвал меч из ножен, и — р-раз! пронзил Винна насквозь! И — гр-рохот! Гр-ром!..

…А после — тишина и тишина и тишина, скрипят полозья, тявкают собаки, дружина едет на санях, летит поземка, холодно, вокруг — ни зги. То есть совсем, точь-в-точь как это было восемь дней назад. И так же, как тогда, все их мешки полны разных припасов. А Шапка Мира где? Где Винн? Или все это — сон? Торстайн сошел с саней, остановил свою упряжку, велел и всем другим остановиться. Они долго стояли, мерзли на ветру и озирались…

Вдруг Дарки закричал! И указал рукой! И все опять увидели, что где-то очень-очень далеко над горизонтом горит полоска ослепительного света. Но на этот раз никто уже не ликовал — все молчали. Торстайн нахмурился, сказал:

— Чего глазеете? Да нет там ничего! Мерещится! — и, возвратившись к своим саням, он развернул их и велел: — Домой! Хей, хей!

И вот они вернулись. Пьют, веселятся. Счастливы! Один Торстайн был хмур. Да это и понятно — он поднял меч на старшего из Виннов, такое не прощается, теперь он в любой момент может умереть. А мы тогда достанемся…

Кому? Ведь сыновей у него нет и не было, есть только дочь, да и та еще не замужем. Значит, нужно спешить! И вот, вернувшись из похода, Торстайн сперва три дня молчал и думал, а после собрал нас всех и сказал:

— Мне скоро уходить, вы это знаете. И меня мой уход нисколько не печалит — я в этой жизни совершил немало славных дел, я даже сразил хитроумного Старшего Винна — пронзил его насквозь невзирая на то, то под плащом у него была надета двойная кольчуга. Но, правда, в одном — и, может быть, едва ли не в самом главном — моя жизнь сложилась весьма неудачно: я не имею сыновей. Так что как только я уйду, Счастливый Фьорд станет ничьим. Нет, даже больше, чем ничьим, потому что принадлежать незамужней женщине это, скажу я вам…

Но только больше ничего он не сказал; сел, молча смотрел в стол. Мы ничего не понимали! Да, незамужняя — это, конечно, плохо. Но незамужнюю всегда можно выдать замуж. А Сьюгред, хоть я и не терпел ее, скажу: была умная, работящая и, главное, богатая невеста. Так все тогда и стали говорить! Все тогда очень много говорили. Один Торстайн молчал. Молчал. Молчал!..

Потом сказал: