Я приоткрыл полу плаща. Мой меч был в его ножнах. На ножных — странные значки. Мне показалось, что они светились. Хальдер спросил:
— Ты что, пытался их прочесть?
— Да, — сказал я.
— Вот и ответ!
— Но почему?
— А потому что я предупреждал тебя. Ты слово мне давал! А сам…
И Хальдер замолчал и снова осмотрелся. Потом тихо сказал:
— У нас еще будет довольно времени, чтобы все как следует обговорить. Ну а пока…
Вдруг закричал петух. Все сразу оживились.
— Пир! Пир! — послышалось со всех сторон.
А на столах, которые еще мгновение тому назад стояли не накрытые…
Чего теперь там только не было! И вина всякие, и снедь — всего было полно. Собравшиеся двинулись к столам, с шумом расселись. Сели и мы — но не с почетной стороны, а с краю, у стены, так Хальдер пожелал, я с ним не спорил. И когда подняли рога и возгласили «за мечи», Хальдер шепнул, чтобы я не пил до дна, и я его в этом послушался. И «за врагов» я тоже не допил, и даже «за друзей». Хальдер сказал:
— За тех и за других еще допьешь. Но за другим столом!
А здесь, то есть за тем столом, за которым мы тогда сидели, уже заспорили, кто из собравшихся достойнее других, кому сесть во главе и вести пир. Хальдер молчал. Молчал и я. Зато сидевший слева от меня встал и сказал им всем:
— Я — Доргильс Гром! В прошлом году, на Гиблых Островах, я сжег шестнадцать кораблей — и, значит, здесь нет никого достойнее меня! Я, помнится, тогда еще велел…
И он взялся рассказывать, какие это были корабли и сколько было на них воинов, и кто чей брат, и кто чей сын, внук, правнук…
Зашумели.
— Хей! — крикнул кто-то. — Хей! Острых мечей!
И снова выпили. И тотчас встал уже другой рассказчик. Он уверял, что он еще храбрей, чем Доргильс. Ибо там, откуда все они пришли, и бил он Доргильса, и жег, и корабли его топил. Топил он и других — и поименно называл, кого…
С ним стали спорить, уличать его во лжи. Крик поднялся уже нешуточный. Я посмотрел на Хальдера — он слушал спорщиков, кивал. Казалось, будто он со всеми соглашается. А те — уже наперебой — выкрикивали здравицы и пили, спорили и снова возглашали, пили, спорили, и, захмелев, все больше гневались и слов уже не выбирали. И за другим, за соседним от нас столом, стоял точно такой же крик да спор. Да и куда ни глянь — кругом брань по Чертогу, гневные возгласы! А я смотрел на это все, молчал и мрачен был. И думал: вот я и пришел. А для чего? Он, Хальдер, говорит, не звал меня, не ждал. И, говорит, меня изгнали мои боги. Но, говорит, он может все это мне объяснить, мол, нам есть еще о чем поговорить. А сам не говорит! И прав! Ибо о чем тут говорить теперь? Ведь чего он хотел, того он уже добился — он мне примерно отомстил, ибо что может быть еще страшней, когда меня изгнали мои боги, теперь я у чужих богов, да здесь еще и смерти нет и, значит, мне отсюда никогда не вырваться! Тогда зачем…
А Хальдер вдруг спросил:
— А ты чего молчишь?
— А что мне говорить? — гневно воскликнул я. — Да и кому?
— А ты не им, мне расскажи, — с улыбкой сказал Хальдер. — Ведь мы давно с тобой не виделись и, думаю, ты сможешь мне поведать много любопытного. Итак, ты говорил, что это я призвал тебя сюда. Вот с этого, пожалуй, и начнем. Я слушаю!
Я принялся рассказывать. Хальдер слушал, кивал. Я рассказал о том, как он горел, потом о бунте Верослава, о рыжих, Граде Гортиге. Я говорил пусть слушает! Пусть знает, кто я есть — не смердич, как он думает, а настоящий ярл! Отважный, грозный ярл!
А за окном темнело да темнело…
И вот уже и здесь — вдоль стен — сами собой зажглись светильники…
А за столом — все громче спор и все обидней обвинения…
А я уже веду рассказ о Гуннарде, о Вепре. И сам собой горжусь! И мне приятно вспоминать свои былые подвиги!
А за столом уже там-сям встают, уже берутся за мечи, а вот уже…
— Хей! Хей! — уже кричат.
И вот уже схватились двое, рубятся! А к ним бегут на помощь! И вот…
Хальдер схватил меня:
— Сядь! — крикнул. — Что? Я не расслышал; повтори! Итак, Торстайн тебе сказал…
И я сидел и повторял, рассказывал, рассказывал… А сам смотрел по сторонам! И вот…
Вот уже только я да Хальдер за столом — все остальные уже рубятся. Крик! Топот! Звон мечей! Вот прямо за моей спиной! Вот прямо надо мной! Вот…
Я вскочил! Ярл я или не ярл?!
Но Хальдер снова удержал меня, насильно усадил обратно.
— Сиди! — велел он. — Тебя слушают! Итак, ты отдал ей диргем. А дальше что?
И я, дрожа от нетерпения, рассказывал. Но уже сбивчиво — спешил…
А после вовсе замолчал! Сидел, смотрел на них…
Великий Хрт! Нет ничего бессмысленней, чем, сидя за столом, смотреть на то, как рубятся другие! А если еще рубятся умело! Если никто из них не дрогнет, не отступит! И если даже уже падая, никто из них не просит о пощаде, а напротив, пытается в последний раз достать-таки врага…
Великий Хрт! А я, как подлый раб, сидел, смотрел…
А они падали и падали и падали! А я пьянел, пьянел, пьянел! Меня всего трясло! О, как же мне тогда хотелось встать и вырвать меч, и броситься…
Но Хальдер не пускал меня — держал. А хватка у него — ого!
И он еще шептал:
— Сын мой! Сын мой! Сын мой!
Сын! Х-ха! Да как он смеет называть меня сыном! Да я сейчас…