Черная сага

И станут привечать этих купцов. Потом, вслед за купцами, явятся… как их?.. ну, эти, в черных балахонах, и примутся учить, что вера в Хрт и Макью, а также и в Винна — это вера в идолов, а идолы — это обман. И тоже будут раздавать подарки и сулить всяческие другие блага и радости. Народ и им поверит. А потом…

Х-ха! Так уже было в Песчаной Земле. И в Многоречье. И у Безволосых. А теперь тамошние ярлы платят руммалийцам огромную дань многими полезными вещами и, что хуже всего, еще и самыми лучшими воинами. И так будет и здесь, ярл Айгаслав! Глупец! Кругом одни глупцы! Хальдер с трудом лег поудобнее и посмотрел на руку. Рука почернела, раздулась, кожа на ней лоснилась и, казалось, вот-вот лопнет. Так, кстати, умирал Ольми, укушенный змеей. И было это в Руммалии. Там очень много змей — прямо в садах.

А там, откуда ты пришел, змей не бывает. И вообще, там если ты решил кого-нибудь убить, так приходи к нему и прямо говори ему, чего ты хочешь, и вам дадут мечи и вы, как и положено мужчинам, сразитесь между собой. И колдунов там нет. И раны не врачуют. У белобровых так — раз должен умереть, так умирай. А здесь…

Из тех, кого ты когда-то привел к Ольдемару, давно уже никого не осталось. А было сорок их! Последним был Ольми, Ольми оставлен в Руммалии. Теперь вот ты совсем уже один — и тоже умираешь. Вот видишь как оно все обернулось — хоть обещал «Вернусь!», а все же не вернулся. И что ты здесь нашел, что тебя здесь удержало? Хальдер поморщился и приоткрыл глаза…

Ярл! Смотрит, щурится. Играет желваками. И… говорит:

— …Да-да, и не иначе. Вот и сейчас опять. Небось, лежишь и думаешь, какой же ты хороший: жил просто воином, не для себя, а только для других старался. Вот, скажем, для меня. Державу укреплял и расширял, добывал мне добычу, терем набил всяким добром, перинами, а сам на тюфяке… Ложь это, Хальдер. Ложь! Ты алчен. Ух, как алчен! Только другие алчут золота и самоцветов, а ты… ты алчешь власти. Мало того; ты хочешь властвовать, но так, чтобы другие этого не видели, но знали — знали обязательно! Вот почему ты до сих пор как будто просто воин, а я… Я — будто ярл!

— Ты…

— Замолчи! А знаешь, почему ты сегодня умрешь? Да-да, сегодня, я не оговорился! Так вот, ты сегодня умрешь… опять же из-за жажды власти. Ты пожелал, чтоб ярлиярл, как подлый раб, лобзал твои персты. Ха-ха! Словечки-то какие! И вот ты получил лобзание — змеиное! Вон что с твоей рукой! Посмотри на нее. Как раздулась!

Но Хальдер смотрел не на руку — на ярла. Так, значит, вот оно что! Он, Айга, значит, с ними сговорился, дал отравить тебя! Вот почему посол прятал глаза, а губы у него были холодные и липкие, а ты…

Глупец! Самонадеянный! Да как ты мог ему поверить? Как?! Ведь это ж Руммалия! Хальдер, вспомни: пять лет тому назад Цемиссий возжелал убить родного брата. И убил — и ведь не где-нибудь, а в их священном месте — в храме! Брат взял свечу, эта свеча вдруг необычно ярко вспыхнула — и брат горел и корчился, кричал. А все стояли рядом и смотрели. Так то был его брат, и то был его храм! А ты кто ему, Хальдер? Ты просто воин, враг, нет, даже раб врага…

Да нет, не то! А просто срок пришел — и вот она, расплата. И вот ты от кого… А ведь ты знал! Ведь ждал! Вот каково склоняться и просить! Вот каково…

Ярл усмехнулся и сказал:

— Да, я не помню, где это случилось. Но зато я прекрасно помню, как все это было. Да. Вот… Так вот это было, слушай! Тогда уже стемнело. Я спал и мне было тепло. Ведь я был в своем доме! Да, в тесном и задымленном, да, в нищем, да! Но то был дом, в котором я родился, и потому мне в этом доме было хорошо… Так вот, опять я говорю: я спал, и мне было тепло и уютно. И вдруг я просыпаюсь оттого, что слышу чей-то разговор. Я приподнялся, вижу… Да, вижу: за нашим домашним семейным столом сидят чужие люди. Один из них был ты, а второй… Второй, мне кажется, был Бьяр. Да, Бьяр, конечно же! Так вот, вы с Бяром сидели за нашим столом, а мой отец — родной отец, и это был совсем не ярл, а просто бедный человек, простолюдин — стоял возле двери. Он так и был одет, как все такие люди, просто. А на вас с Бьяром были блестящие кольчуги, были еще мечи у пояса. Мне стало очень любопытно, я захотел вас получше рассмотреть, и потому встал и вышел к свету. А ты, как только увидал меня, так сразу отшатнулся. Потом спросил:

— Кто это?

— Сын, господин, — ответил мой отец. — Мой сын.

Ты долго, пристально меня разглядывал, потом сказал:

— Мальчик, поди сюда, я угощу тебя.

Я подошел. Ты посадил меня к себе на колени, дал хлеба. Потом спросил, что это такое у меня возле виска. Отец сказал:

— Это родимое пятно. Недобрый знак. Такие дети, говорят, живут недолго, потому что…

Но Бьяр, не дослушав его, громко рассмеялся. А ты, сделав Бьяру знак, чтобы он немедленно замолчал, оборотился к моему отцу и сказал:

— Нет, смерд, ты не прав. Это хороший знак. Да и еще какой!

И вдруг ты прижал меня к себе, к своей груди, и приставил к моему горлу нож. Отец мой очень сильно испугался и закричал:

— О, господин! Ведь ты убьешь его!