Черная сакура

— Верно. Мы ничего не значим. Совсем ничего. Ни для кого. Только друг для друга. Только друг для друга мы что-то значим.

— Как листья. Как пепел.[26]

— Чего?

— Ничего.

— Откуда это?

— Неважно.

— Ты снова пыталась читать книги?

— Нет.

— Тогда ладно.

— Бинг-Банг-Бин и Тинг-Танг-Тин. Отлично.

— Ладно.

— Если тебе поплохеет, воспользуйся мусорной корзиной.

— Ладно.

— Ведь может?

— Что?

— Тебе поплохеть?

— Нет. Не думаю.

Тинг-Танг-Тин хватает мусорную корзину и отчаянно блюет.

— Так я и думала.

— Извини.

— Не нужно извиняться, Тинг-Танг-Тин.

— Комодский дракон.

— Да, вид у тебя скверный. Но мы тебя отчистим. В два счета сделаем из тебя милую панду.

Бинг-Банг-Бин отбрасывает ножницы и за волосы оттаскивает подругу от зловонной мусорной корзины.

А Тинг-Танг-Тин опять блюет.

Не дурак, но и не гений, неуклюжий, бритоголовый Дайсукэ Карино по треску в воздухе понимает, что уже хватит, и потому идет в школу, ибо знает, что школа — самое высокое здание в селении. Вечерами школу никто не охраняет, незачем ее охранять, да и в любом случае народу вокруг предостаточно, вроде посетителей вечерних курсов для взрослых — они еще существуют? — или занятий по каратэ, которые ведет Немото-сенсей. Красть там нечего: ни реликвий, ни золотых медалей, даже техника совсем никудышная, расхлябанная, да и какой ей быть в расхлябанной атмосфере этой расхлябанной страны; поэтому он шагает прямиком по дорожке, прямиком в дверь. Даже в этот вечерний час внутри найдется какой-нибудь учитель, проверяющий тетради, готовящийся к уроку, скрюченный, с затекшими плечами и защемленными нервами, скитающийся по бескрайнему царству бумажной работы. Дайсукэ не очень много знает о мире взрослых, но знает, что они постоянно переутомляются и перерабатывают. Знает, что директор — полусумасшедший, а большая часть учителей — пропащие души, которым давно пора в отпуск, долгий, расслабляющий, осиянный солнцем отпуск, но этого никогда не будет. Его мать точно такая же. Его мать постоянно готовит — зачем ей столько готовить? Где вообще она достает продукты? Вероятно, это дает ей ощущение цели. Ей приятно кормить своего единственного сына, наполнять, словно из рога изобилия, его тарелку разноцветной снедью: зеленые брокколи и шпинат, оранжевая морковь, белый рис, желтая кукуруза, красный маринованный имбирь. Отец пропал много лет назад. Только что был отец, и вдруг не стало. Так и происходит с простыми смертными. Только что были. И вдруг нет. Его унесло волнами или он уехал в своей машине на другой край страны, на другой край жизни? Кто знает? После последнего землетрясения он пропал, исчез, сгинул без следа, и его машина тоже. Дома осталась одежда, которую он надевал в страховой офис: костюмы, рубашки, полосатые галстуки. Запонки. Носовые платки. Кожаные ремни. Потертый портфель, который не открывался, потому что только отец знал код. Трудно сказать, что случилось. Только что был. И вдруг нет. Но человек, работающий в страховой компании, наверняка худо-бедно разбирался в исчезновениях, страховых случаях и вещах подобного рода. Большинство людей тоже так думают? Что-то подозревают? Все равно. Дайсукэ в любом случае не был с ним особо близок. Такие нынче отцы. Или вообще люди. Никому нет дела до других. Это правда? В самом деле правда? Трудно сказать. Не то чтобы Дайсукэ чувствует себя виноватым из-за… нет… просто он вынужден так поступить, и они извлекут выгоду из… его матери будет хорошо. Она сама наполовину сумасшедшая, одной ногой в могиле. Все они наполовину, наполовину мертвы.