Черная сирень

* * *

– Лариса, прошу тебя, голубушка, сделай это для меня!

Самоварова уже десять минут возбужденно дышала в трубку, почти без умолку говорила, а про себя все переживала, высохнет ли платье.

– И что, прямо так и сказать?

– Да, так и скажи, мол, требуется серьезная консультация, надо разобрать книги, мол… Иван Иванович, предположим, подсказал, что среди них, возможно, есть не просто редкие – уникальные…

– Иван Иванович с работы? – хохотнула трубка.

– Само собой. Для пущей важности скажи, что генерал.

– Ах-ха-ха! Ну а потом что?

– Ну что… Задержи ее хотя бы часиков до десяти.

…Двадцать лет назад в небольшом областном городке в часе езды от города, в частном деревенском доме заживо сгорела молодая женщина.

Дети были в школе, муж, водитель грузовой фуры, – в рейсе.

Дело хотели быстро закрыть из-за отсутствия состава преступления, но местный следователь Лариса Андреевна Калинина имела другое мнение на этот счет.

Тогда в составе специальной комиссии в город направили в том числе и Варвару Сергеевну.

Туго, долго, дергано, вместе им удалось собрать необходимые доказательства поджога.

Как оказалось, муж сгоревшей давно уже сожительствовал с соседкой.

Пока дети были в школе, разлучница пришла к женщине на разговор и после совместного распития водки, подсыпав жертве в рюмку клофелин, спалила несчастную вместе с домом.

…Да, в середине жизни люди редко сходятся настолько близко.

В классическом представлении о дружбе ее вроде как и не было между двумя следователями: виделись нечасто, на дни рождения не каждый раз друг к другу приезжали.

Но Лариска, имевшая так много общего с замкнутой и принципиальной Самоваровой (характер, вкусы, взгляды на некоторые вещи) очень быстро стала для Варвары Сергеевны родственной душой.

И дочку ее Ларка полюбила как родную.

– Варенька, я готова, но есть одно условие: ты должна сказать мне правду о том, зачем тебе это нужно…

– Милая, хватит! Ты же не верила! Ты, может, единственная всегда понимала, что со мной все в порядке.

– Варя… Я не верила и не верю. Но такие сложились обстоятельства… Я должна понимать, как и зачем ты собираешься использовать это время. В конце концов, я тоже несу за тебя ответственность.

– Перед кем?!

Самоварова провела рукой по шелковой глади платья – почти, почти, под слабым утюжком – досохнет.

– Да перед Анькой твоей, черт побери! Скажи мне правду, и я все организую в лучшем виде, обещаю!

– Ладно. В театр меня пригласили, – выдавила из себя Варвара Сергеевна и замерла.

– Ой… Мальчик, девочка?

– Мальчик…

Туфли еще ничего. Лакированные, каблучки поцарапаны, но это почти незаметно. Помада будет, конечно, красная. И губы тщательно подвести карандашом. Черт… точилки-то нет! Придется ножом, по старинке.

– Ну ты даешь, стерва ты хитрая! – восхищенно присвистнула Лариса Андреевна. – Что, хороший мальчик?

– Вполне.

– Ну что ж… Из тебя всегда слово сложно было вытянуть, когда дело мужиков касалось. Иди! Все сделаю.

– Спасибо.

– Давай… И пожалуйста, заглядывай иногда в телефон, если что – просигналю эсэмэской…

– Договорились, коза старая! С меня – твоя любимая рыба под маринадом.

– Ага… Дождешься от тебя…

13

Мигель снимал комнату.

На квартиру ему не хватало.

Галина, домашняя девочка, всю жизнь прожившая в своем уютном гнезде и даже в курортных гостиницах брезгливо разглядывавшая только что выстиранные полотенца, нажала на кнопку звонка. Дверь была обита дешевым коричневым дерматином, а звонок едва держался на истертом спутанном проводе.

Открыли ей быстро.

Молодой бог, закутанный ниже пояса в махровое полотенце, только что вышел из душа и даже не удосужился (вот бесстыдник!) одеться.

– Галя, ми амор!

В считаные секунды она забыла обо всем на свете.

Ни обшарпанные обои, ни старая, впитавшая в себя запахи десятков чужих людей мебель, ни монотонное жужжание работавшего в соседней комнате пылесоса, не сдерживали ее страсть.

Постельное белье было чистым.

«Надо же, подготовился!» – успела с нежностью подумать Галина, прежде чем ее накрыло следующей, стиравшей последние капли рассудка волной.

И после, лежа на руке своего принца, покачиваясь в светло-зеленом омуте света, проникавшего сквозь сомкнутые веки, она вяло пыталась вспомнить о том, сколько же законов жанра успела нарушить в этой связи.

Да практически все…

Ресторана не было.

Не было даже кино.

Ну какой им еще ресторан?!

Водить ее в те, в которые она ходила с Родей, ему, смуглокожему мальчику, было не по карману.

А приглашать в недорогую кафешку он стеснялся…

Ну а кино… Для взрослых людей это просто какая-то глупость!

К тому же неизвестно, совпадают ли у них вкусы.

Вот если снимут биографию Че Гевары в жанре красивой чувственной мелодрамы, на нее она Мигеля пригласит.

А цветы – не приучен он их, видимо, дарить.

Он родился и вырос в цветах, и сам он будто живой цветок.

– Солнышко мое!

– Что, дорогая?

Галина заставила себя встать с расшатанного дивана и, стараясь не поворачиваться к Мигелю попой, с уже заметным целлюлитом и со следами послеродовых растяжек, принялась торопливо одеваться.

В ее голове созревал план.

Совсем скоро она познакомит своего друга с дочерью, потом с мамой и бабушкой…